Неласковый север
Однако отвадить Ладослава от Новгорода — дело хоть и самое срочное, но относительно лёгкое, поскольку его затею не поддерживает Жругр (и вообще никто из значимых фигур метафизического мира). Навна уверена, что этот вопрос скоро разрешится, — и больше думает о том, как поладить с Ладославом, когда он уже сосредоточится на Низовской земле. Там всё куда заковыристее.
В мечтах Навна уже перелетает на Жругре из Киева в Низовскую землю.
Поскольку фантазирует она не отвлечённо, а с прицелом на то, чтобы сказку сделать былью, то держит в уме ожидаемые сложности. А они столь велики, что от них мечту изрядно лихорадит. Из Киева Жругр взлетает весьма послушным — но едва впереди завидятся Ока и Волга, как начинает брыкаться — чем дальше, тем больше, а приземление на луга Ополья и вовсе получается столь жёстким, что всадница слетает с коня кубарем и катится то в Колокшу, то в Нерль, то в Пекшу — словом, какая река поблизости окажется. А Жругр начинает с жуткими завываниями и яростным рычанием носиться от Москвы-реки до Белого озера и от Тверцы до Мурома, не обращая внимания на хозяйку… или бывшую хозяйку?
Ведь Навна держит его в подчинении с помощью Бориса и Глеба, а здесь их влияние невелико, здесь властвует Ладослав, не испытывающий к ним особого почтения:
— То, что они величают братством князей, — на деле обычное многовластие, от которого только беспорядок. Править должен кто-то один.
А к уицраору он относится с подчёркнутым почтением, безусловно признаёт его верховенство. Так мудрено ли Жругру здесь избаловаться и испортиться?
Борис и Глеб на севере опираются на Мономаховичей.
Переяславское княжеское гнездо к тому времени превратилось в россыпь гнёзд — потомки Владимира Мономаха разлетелись по Руси. И весь север в их руках (в сущности, к тому времени только их там и признавали за князей). Юрий Долгорукий княжит в Суздале, и старшие сыновья Мстислава тоже здесь: Всеволод в Новгороде, Изяслав в Полоцке, Ростислав в Смоленске. Эти княжеские гнёзда Навна опекает столь же усердно, как раньше переяславское. Они здесь для неё — как звёзды в ночи. В немалой мере именно благодаря этим княжеским гнёздам она чувствует себя на севере всё-таки не совсем гостьей.
И часто размышляет об их будущем.
Относительно ясно оно лишь у смоленского гнезда. В Смоленске, можно сказать, сходились две Руси — северная и княжеская, причём ни та, ни другая не имела явного перевеса, и при их взаимодействии возникало нечто новое. А Ростислав — как раз тот человек, который это новое чувствует, и Навна будет очень рада, если он со своей семьёй в самом деле пустит прочные корни в Смоленске. Помешать этому могло многое, однако будущее могущество смоленских Ростиславичей просматривалось уже тогда.
Наоборот, перспективы закрепления Изяслава в Полоцке (и на севере вообще) выглядели крайне сомнительно — полочане не по своей воле приняли на княжение представителя Мономахова рода и наверняка вернут власть своим Всеславичам, едва обстановка переменится.
А вот кому суждено закрепиться в Низовской земле? Это особенно заботит русскую богиню. Семья Юрия Долгорукого уже обживается здесь — что с одной стороны хорошо, а с другой — ведёт к замене Жругра. Так что лучше, если сюда переселится Всеволод Мстиславич (или Изяслав — дело может и так повернуться). А Юрий, в таком случае, уйдёт на юг.
Пожалуй, именно сам уйдёт, выгонять не надо. Что само по себе замечательно — но за той лёгкостью, с которой князья могут покидать свои северные владения, кроется огромная проблема.
Ведь как Юрий, так и Мстиславичи думают, что столица останется в Киеве. Оттого Всеволод видит себя в будущем великим князем Киевским, Юрий — тоже; и чтобы не упустить такую перспективу (а ускользнуть она может легко, о чём уже говорилось [1]), каждому надо заблаговременно закрепиться на юге. Вот в чём загвоздка: даже Мономаховичи, в огромной мере черпающие силу с севера, не доверяют ему, поскольку он отвергает те ценности, которыми держится княжеский род (а с ним и порядок на Руси). Юг для них надёжнее — там русская дружина.
Вроде бы всё сравнительно просто. На юге Русь поднялась высоко — но аки на ходулях; нет у неё там будущего. А на севере Русь, крепко стоящая на Земле, растущая из неё, хоть и медленно; и будущее есть… но многие ли его видят?
В том-то и загвоздка, что будущее видно, лишь если глядишь далеко, широко и глубоко. А мало кто так умеет, большинство исходит из того, что на поверхности.
Так что сложностей с перемещением центра Руси предостаточно — даже при условии, что Жругр согласится этому содействовать. А пока он лишь мешает. Очень уж его стопы увязли в южном чернозёме. Навна может переноситься на нём в Низовскую землю лишь в воображении, на деле же никуда строптивый уицраор не собирается.
Завершив очередной полёт над своим-чужим домом и вернувшись в Киев, Навна решительно сказала Жругру:
— Я хочу домой. На север.
— Мой дом в Киеве, — ответил Жругр не менее категорично.
— Тут ненадёжно, всё уже рушится под тобой, а в Низовской земле куда прочнее.
— Ничего не рушится.
Словом, как когда-то с первым Жругром. Что уицраору реальность? Она заслонена догмами — и смерть сквозь них не видна, даже если подошла уже вплотную.
Спорить Навна не стала, понимая, что уткнулась в предел своей власти над Жругром (ну не может даже приручённый уицраор быть вполне послушен), а про себя подумала:
«Где мой дом — там и твой, ведь ты мой конь, не забывайся. Ты упрям, а я упрямее… и сильнее, потому что на саму Землю опираюсь».
— А вот я всегда помню, что мой дом там, где твой, — напомнил ей Жарогор. — Если этот Жругр будет артачиться — заменим и его.
— Нет, — ответила Навна. — Мы уведём его домой.
Она всё надеется увлечь-таки на север нынешнего своего коня… вот чувствует, что и на этот раз не сумеет, но всё равно пытается его вразумить и тем спасти.
«Я сама тут не умнее Ладослава, — подумалось ей, — тоже пытаюсь сделать то, что наверняка не получится. Может, и впрямь лучше заменить Жругра, и пусть род Юрия Долгорукого станет главным? Но жалко ведь Жругра, а главное — какие опять потрясения непременно будут при замене! Нет, всё-таки я его спасу…»
1. Глава «Мономаховичи».