Андрей Боголюбский
Теперь в общерусские дела снова активно втягивается Низовская земля.
Но сначала вкратце о том, что в ней происходило, пока она пребывала в относительной изоляции.
При вести о смерти Юрия Долгорукого ростовцы, суздальцы, владимирцы сошлись на вече и провозгласили единым правителем Андрея Боголюбского. Его многочисленные братья — вопреки отцовскому завещанию — никаких уделов не получили. Вернее, Глеб Юрьевич (второй по старшинству) княжил в Переяславле (естественно, южном), и другим младшим братьям иногда доставался тот или иной удел — но тоже только на юге.
А несколько лет спустя Андрей и вовсе изгнал из Низовской земли своих младших братьев, и племянников тоже, и виднейших сподвижников своего отца, так что сделался, по выражению летописца, самовластцем Суздальской земли.
Всё это происходило при решительной поддержке Жругра (который теперь превратился из переяславско-низовского уицраора уже в безусловно низовского) и Ладослава — пока речь о единовластии без крупной внешней экспансии, они друг с другом хорошо ладят — то есть второй слушается первого.
А у низовского Жругра два главных недостатка, мешающих Навне его приручить. По-первых, он стремится во что бы то ни стало убить (или хотя бы побить покрепче и загнать в нору поглубже) жругрита, отчего рвётся к Киеву (и югу вообще). Во-вторых, не признаёт братство князей и лествицу, желает установить единовластие.
Отчасти в силу своей натуры, но ещё более из-за неверия низовцев в братство князей, Андрей поддался соблазну самовластия — и тем самым солидаризировался со Жругром во втором из его вышеназванных грехов. А как насчёт первого? Вроде бы Андрей на юг не лезет, замкнулся в Низовской земле — и, таким образом, удерживает Жругра в узде; казалось бы, тут всё в порядке. Но замкнуться — решение временное. Если бы Андрей помогал Ростиславу Мстиславичу, Святославу Ольговичу, другим миролюбиво настроенным князьям устанавливать на Руси прочный порядок на договорной основе, то, вполне возможно, жругрит так и не смог бы поднять голову второй раз. Будь остальные старшие князья заодно, Мстислав Изяславич, даже получив Киев, совсем не обязательно стал бы вести себя столь напористо.
А на самом деле Мстислав проводил стратегию жругрита — и скоро, подобно отцу, решил поддержать новгородцев в их хроническом раздоре с Низовской землёй. Его старший сын Роман получил новгородское княжение.
Обнаружив, что из Новгорода опять выглядывает щупальце жругрита, Жругр пришёл в ярость. И притом стал на глазах наливаться силой — шавва потекла к нему рекой от низовцев, вспомнивших о том, как 20 лет назад вражеские войска дошли до Ярославля и чуть не до самого Ополья. Правда, на сей раз угроза не столь реальна (Мстислав не имел таких возможностей, как тогда его отец), однако в настроениях Ладослава произошёл очередной перелом — он признал, что слишком зажал Жругра, и опять дал тому волю.
Андрей решил, что пора выходить из самоизоляции.
Он договорился с Ростиславичами и Ольговичами выгнать Мстислава из Киева. Но кто займёт его место?
Вроде бы пустой вопрос. Андрей — самый старший из князей, и самый могущественный, да к тому же после смерти его отца в Киеве уже княжили представители и черниговской, и смоленской, и волынской ветвей княжеского рода, так что вроде определённо пришла очередь низовской. Словом, верховенство Андрея не подвергалось сомнению никем (естественно, кроме Мстислава Изяславича и его сторонников). Однако Андрей не хотел идти в Киев — потому что уже не считал его за столицу. Как он полагал, столица — во Владимире, а может, даже в Боголюбове; словом, где сам Андрей, там и столица, а он на юг не хочет.
Переговоры между противниками Мстислава завершились тем, что Киев решено было отдать упоминавшемуся выше Глебу Переяславскому. Это можно было понять так, что Киев отныне считается не столицей, а пригородом [1] северного Владимира. Но скорее, Ростиславичи не хотели уступить Киев Ольговичам — и наоборот, так что решение насчёт Глеба стало компромиссом. Как бы то ни было, а отделение верховной власти от киевского княжения впервые обозначилось с такой ясностью.
Андрей остался дома, а объединённое войско одиннадцати князей подошло к Киеву. Мстислав решил обороняться там. Это выглядело дикостью. Считалось, что киевский князь — по определению сильнейший на Руси; если он неспособен в чистом поле отстаивать своё право на великое княжение, то должен уйти. Не пристало называться киевским князем, прячась за городскими стенами, — никто так доселе не поступал. Укрепления Киева вообще не предназначались для использования их в междоусобицах. Но у жругрита логика другая. Он стремился подчинить себе всю юго-западную Русь и рассматривал Киев как просто один из главных городов своих владений. Так что отношение к Киеву у него прагматическое. Если в данном случае уместно использовать столицу как оборонительный рубеж — значит, так тому и быть. Но, судя по раскладу сил, вероятно поражение — и что дальше? Ведь, по тогдашним представлениям, взятый копьём (захваченный с бою) город принято было брать на щит (грабить).
А разграбление какого-либо крупного русского города — явление по тем временам исключительное. Большинство самых значительных городов Руси такой участи ни разу до монгольского нашествия не подвергались. Усобицы редко били прямо по основным городам, а крупнейшее достижение внешних врагов за всю удельную домонгольскую эпоху — взятие волжскими болгарами Мурома в 1088 году. Самые беспокойные соседи Руси — половцы — вовсе никогда не могли захватить какой-либо большой русский город. Вероятно, и для киян мысль о том, что их город окажется у кого-то на щите, ещё недавно казалась глупой.
Но жругрит именно под это и подводил Киев. Мстислав, следуя его указаниям, занял оборону в Киеве, но выстоять не смог. В итоге Киев взяли копьём и на щит, чего вовек не случалось.
Для Навны это катастрофа. Она же хотела просто уйти из Киева, а вовсе не разорять его.
Мстислав Изяславич бежал на Волынь и затем пытался вернуть Киев, опираясь на юго-запад и Польшу, но успеха не достиг. И вскоре умер — не выдержал, наверное, потрясений последних лет.
По жругриту это ударило так же, как когда-то смерть Изяслава Мстиславича. Потому что последствия те же: младший брат усопшего, оказавшись у руля власти, сразу отворачивает в сторону от указываемого жругритом курса. Так и поступил Ярослав Изяславич, князь Луцкий.
В общем, жругрит ещё раз ощутил свою страшную зависимость от князей и опять уполз в нору — дожидаться лучших времён.
1. Пригородом тогда назывался город, зависимый от другого города.