Галицкая воронка
Ахиллесовой пятой царства Бориса и Глеба оказалась Галицкая земля.
Раньше она жила довольно обособленно, часто враждуя и с другими русскими землями, и с поляками, и с венграми. Лествичная система здесь не прижилась — считалось, что править должен кто-то один; следовательно, князя окружали не его младшие родичи, а бояре. При Ярославе Осмомысле [1] отношения Галича с соседями более-менее налаживаются, зато зреет другая напасть — как со временем выяснится, ещё худшая.
Галичане начинают тяготиться тем, что власть переходит по наследству, желают сами решать, кто должен ими править. А кто именно — мнения среди галичан разные.
Казалось бы, что тут страшного? Новгородцы так и живут — и ничего. Но над Новгородом — святая София, а галичан кто объединит? Похоже, никто. Здесь каждая группировка готова насмерть воевать за своего претендента на галицкое княжение.
А претендентов достаточно — многие русские князья, польские, венгерский король. Галицкая земля богата, а галичане, если едины, сильны — так что союз с ними выглядит привлекательно. Соседи постепенно вовлекаются в галицкие дела, сталкиваются между собой — и возникает воронка, затягивающая все ближние — а порой и довольно отдалённые — земли. Потом многие уже сами не рады, что ввязались, — но вылезть из воронки не могут.
Для Бориса и Глеба (а значит, и для Яросвета с Навной) хуже всего здесь то, что галицкая воронка затягивает в себя Киев и таким образом обваливает всю старую Русь; и отгородиться от воронки невозможно, надо её как-то уничтожить, то есть установить в Галиче прочную власть, которая отобьёт у всех охоту сюда лезть.
Воронка эта показала себя уже в смуте, возникшей после смерти Ярослава Осмомысла. Но тогда её прихлопнул Всеволод Большое Гнездо (воистину ещё более долгорукий, чем его отец), добившийся от всех князей и венгерского короля обещания не пытаться более отнимать Галич у Владимира, сына Осмомысла. Хотя многие галичане были недовольны своим князем, но поскольку замены ему найти стало негде, то поневоле его терпели.
Но это временное решение. Корень проблемы никуда не делся, а главный инициатор упомянутой смуты, волынский князь Роман, сын Мстислава Изяславича, от претензий на Галич отказался лишь на словах, на деле же поджидал более удобного случая.
В 1199 году, после смерти Владимира, Роман снова занял Галич — и на сей раз смог там утвердиться.
Тут в третий раз вылез на волю южный жругрит, пролежавший в нокдауне почти 30 лет. И указал Роману на Киев.
Симпатии киян к волынским князьям по-прежнему были сильны. И когда Роман Мстиславич объединил в своих руках Галицкую и Волынскую землю, то и сами кияне, и чёрные клобуки обратили свои взоры к нему. Так что в 1201 году Роман легко отобрал Киев у Рюрика Ростиславича [2]. Причём там не остался — поставил киевским князем своего двоюродного брата Ингваря Ярославича, а сам вернулся в Галич. Параллель с действиями Андрея Боголюбского 32 года назад очевидна — вот только отношение самих киян к этому совсем иное.
Ольговичи и Ростиславичи решились на крайние меры. Они призвали на помощь «всю Половецкую землю», взяли Киев штурмом и подвергли ещё худшему разгрому, чем треть века назад. Однако потом Роман загнал Ольговичей за Днепр, а Рюрика захватил в плен и постриг в монахи — пусть грехи замаливает.
Жругрит возгордился пуще прежнего, стал строить ещё более амбициозные планы. Но тут, уже в третий раз за свою жизнь, споткнулся всё о то же — о свою крайнюю зависимость от князя, на которого сделал ставку. Потерять его — катастрофа, ибо заменить оказывается некем. А ведь для князя, которого жругрит вечно гонит на всяческие подвиги, внезапная смерть очень вероятна.
Так вышло и теперь. В 1205 году Роман погиб во время похода в Польшу — и вся его скороспелая держава тут же посыпалась.
Не понимая тогдашних русских реалий, её крах можно объяснять тем, что после Романа остались лишь два малолетних сына. Но лествичная система и многодетность — такая связка, что в любой ветви княжеского рода взрослые князья находились почти всегда. И среди волынских князей они тогда имелись, старший — упоминавшийся выше Ингварь Ярославич. Вот законный преемник Романа, человек пожилой и опытный, — то есть вроде гибель Романа никакой серьёзной проблемы не создала.
А в действительности проблема есть, только совсем иного рода — та же, что уже проявлялась дважды: после смерти деда Романа, а потом отца. Насколько верным продолжателем дела своего отца и деда был Роман, настолько Ингварь следовал примеру своего отца — Ярослава Луцкого. Он не хотел ни сам надрываться, пытаясь достичь общерусской гегемонии, ни гнать людей на убой во имя такой иллюзии. От борьбы за Киев он отказался.
Убитый горем жругрит опять уполз в свою нору, проклиная преследующие его случайности и не видя стоящей за ними железной закономерности. Ему не понять, что программа, с которой он появился на свет, вовсе невыполнима, для воссоздания единого государства с центром в Киеве (и вообще где-то на юге) попросту нет условий. Зато многие князья это видят — и не желают связываться со жругритом.
На самом деле этот жругрит — орудие хаоссы, поскольку вся его деятельность только усиливает раздрай. И вот жругрит сник (когда он умер, сказать сложно, но по-крупному себя больше не проявлял) — а хаосса осталась, у неё и без жругрита орудий хватает.
Услыхав о смерти Романа, Рюрик скинул монашескую рясу и опять занял Киев. Хотел и жену (которую Роман тоже постриг) вытащить из монастыря, но она ужаснулась — и постриглась уже в схиму, так что Рюрик оставил её в покое.
Какое-то время Ростиславичи и Ольговичи пытались совместно решить галицкий вопрос, но воронка их засосала, закрутила, столкнула — и, перессорившись сначала из-за Галича, они затем схватились также из-за Киева и Киевской земли. Теперь рушились уже главные устои системы, выстроенной святыми Борисом и Глебом.
А за Галич ухватилась младшая ветвь Ольговичей — сыновья Игоря Новгород-Северского. Их мать была дочерью Ярослава Осмомысла (та самая Ярославна из «Слова»). Хотя родство по женской линии у русских князей редко служило основанием для притязаний на власть, но в Галиче свои правила.
За несколько лет, наполненных разными передрягами, галицкая специфика довела Игоревичей до того, что они решили разрубить узел, попросту истребив оппозицию. Уничтожили около 500 бояр, включая самых знатнейших. Но другие бежали за подмогой — и скоро в Галицкую землю вторглись венгры и волынские князья. Владимир Игоревич спасся и более на берегах Днестра не показывался, а его младшим братьям пришлось куда хуже — они попали в плен, и галичане их повесили в отместку за бояр. Вскоре после этого в Галиче вокняжился местный боярин Володислав (правда, продержался недолго).
То, что князем сделался человек, не принадлежащий к русскому княжескому роду, — случай для тогдашней Руси уникальный. Но ведь и то, о чём говорилось выше, — разгром Киева, насильственное пострижение князя, равно как и его расстрижение, массовая резня бояр, казнь князей, — тоже явления исключительные. Они шокировали людей и наводили на мысль, что Русь близка к крушению. А ещё хуже подобных эксцессов то, что рухнул продержавшийся четверть века союз Ростиславичей и Ольговичей — главная опора порядка на Руси.
Настоящее решение одно: утихомирить галицкую воронку, установив в Галиче какую-то твёрдую власть. Но кто способен там утвердиться?
Игоревичи были обычными князьями с обычной дружиной. А потому могли успешно княжить в какой-то обычной волости — скажем, у себя в Новгороде-Северском; а галицкая воронка их проглотила. Удерживать Галич в то время мог разве что некий особенный князь с особенной дружиной. Словом, тут нужны люди, которые не живут как все, а желают — и могут — быть лучше всех, вершить дела, для других неподъёмные.
Такие люди были — и вождь для них нашёлся.
1. Он княжил в 1153—1187 годах.
2. Рюрик стал киевским князем в 1194 году, после смерти Святослава Всеволодича.