Новая дружина

    В 1167 году Ростислав умер.
    Поскольку Андрей Боголюбский в южные дела не влезал, а черниговские князья тогда не считали уместным претендовать на Киев, то получается, что следующий киевский князь должен быть снова из рода Мстислава Великого. А старший в нём теперь — Мстислав Изяславич. Причём кияне решительно за него, да и весь юго-запад (даже Галич с ним в союзе), и польские князья его поддерживают. Так что Мстислав занял киевский стол.

    И жругрит сразу ожил.
    Однако в Киевской земле при Ростиславе наметились изменения, отнюдь не благоприятные для Мстислава и тем более для стоящего за ним жругрита. И вот теперь они становятся явными.

    Сперва о том, что на виду.
    В то время начинает отчётливо прорисовываться любопытное явление, которое можно назвать тетрархией, то есть совместным правлением четырёх ветвей русского княжеского рода — смоленской, низовской, черниговской и волынской. Судьбу страны вершили именно они, остальные ветви имели лишь локальное значение. Такая тетрархия просуществовала вплоть до монгольского нашествия.
    Эти четыре рода стремились владеть Киевом и другими землями в тогдашнем центре Руси. Для чего требовалась серьёзная опора на месте, в Среднем Поднепровье. У черниговских князей с этим просто — их основные владения там и находились. У волынских ещё лучше — они имели твёрдую поддержку в самом Киеве и Киевской земле вообще. У низовских князей опора скромнее — Переяславль; но они и участвовали в этой борьбе менее активно, чем их конкуренты. В общем, насчёт трёх родов понятно — а вот как насчёт смоленских Ростиславичей? Ведь они, как правило, были самыми могущественными, и сам Киев обычно принадлежал им — но в чём их сила? Их не привечали ни в Киеве, ни в Чернигове, ни в Переяславле, а одной далёкой Смоленской земли тут мало, нужна какая-то мощная опора на юге.

    А такая опора ясно обозначилась именно в то время, о котором сейчас говорится. Северная часть Киевской земли (иначе говоря, Русской земли в узком смысле) фактически отделилась от Киева, став постоянным владением потомков Ростислава. Они держали в своих руках города Белгород и Вышгород, находившиеся совсем рядом с Киевом, а главным их оплотом стал Вручий [1] — на севере, в Полесье, поближе к родному для Ростиславичей Смоленску.

    Конечно, само по себе отделение какой-то территории не так много значило. Достаточно глянуть на то, что произошло чуть ранее тут же, рядом с Вручим, в Турово-Пинской земле. Её жителям надоело, что князья у них меняются при всяком перевороте в Киеве или по иным причинам, и они пригласили на княжение Юрия Ярославича — он никуда не уйдёт, поскольку в иных краях ему ничего не светит, да и по происхождению он здесь свой [2]. Потом Туров выдержал тяжёлую войну с большой коалицией князей, недовольных его отделением, и добился своего — права Юрия были признаны другими князьями, потом в Турово-Пинской земле правили его потомки. Однако туровские князья исходили из местных интересов, а потому, ввиду близости могущественных Киева и Волыни, обычно поддерживали волынских князей. Так что отделение Турово-Пинской земли имело лишь локальное значение.
    А с Вручим история совсем иная. Вообще-то город древний [3], но давно находившийся в упадке — и летописи молчат о нём вплоть до того момента, когда он понадобился Ростиславичам. Тут забытый Вручий буквально выскочил на авансцену русской истории, в каком-то смысле став альтернативой самому Киеву.

    Образно выражаясь, именно туда перебрался Илья Муромец — как бы повторно встал на ноги. Ведь в Киеве он уже несколько десятилетий «сидел на печи» —  там, где общерусские заботы подавлены местными, не нужен богатырь, желающий служить всей Руси. Ему оставалось лишь уйти — вот только куда и к кому?
    К тому времени последователи Дружемира окончательно убедились, что бессмысленно реанимировать русскую дружину в её старом виде, то есть с ядром в виде киевского боярства — оно стало чужим для неё. Нужна новая дружина — с новой идеологией, новой элитой и на новом месте.
    Собственно, это давно уже многие сознавали, но всё упиралось в два вопроса: где именно появится новая дружина и с какой ветвью княжеского рода она будет связана. Теперь эти вопросы разрешены, и последователи Дружемира стягиваются на север Киевской земли к Ростиславичам (точнее, там обосновались лишь младшие сыновья Ростислава — Рюрик, Давид и Мстислав).
    Неправильно было бы называть собиравшихся вокруг них людей возрождённой русской дружиной — налицо лишь преемственность от неё. Дружина Ростиславичей никогда не была столь могущественна, как прежняя русская дружина, не являлась элитой Руси. Она всего лишь отстаивала единство страны в условиях, когда даже Киев, Чернигов и Переяславль  (не говоря уж о других городах) жили в основном своими местными интересами.

    Эта дружина по самой сути своей непримиримо враждебна жругриту. Он опирается на юго-запад Руси, а дружина хочет, чтобы ядром Руси оставалось Среднее Поднепровье. Киев непременно нужен как дружине, так и жругриту, они тащат его каждый к себе — и скоро выяснится, сколь это скверно для старой столицы.
    Вражда пока сдерживалась тем, что во главе обеих сил — двоюродные братья; род Мстислава Великого ещё мало-мальски сознавал своё единство. Поэтому Ростиславичи не препятствовали занятию Киева Мстиславом Изяславичем, а он стерпел то, что они оторвали от Киевской земли такой кусок. И успешный поход на половцев они совершили вместе — причём в нём участвовали и Ольговичи, и некоторые сыновья Юрия Долгорукого, и другие князья, так что поход был общерусским. Но такое относительное согласие продержалось недолго.