Лествица

    В любом случае требуются чёткие правила распределения волостей — иначе возникнет такая путаница, что на каждую волость станут с равным основанием претендовать семеро князей. И тогда все, даже и не желая того, передерутся. Самые чувствительные в ужасе постригутся в монахи, чтобы в этом не участвовать, а остальные точно начнут резать друг друга, даже Борис и Глеб их остановить не смогут. Разве что Жругр в итоге наведёт уже иной порядок с помощью нового Святополка.

    Самое строго соблюдаемое из таких правил — законнорожденность. Бастарды никаких прав на власть не имеют. Заодно этим исключалась возможность появления самозванцев. Уместно сравнить с Норвегией той эпохи — там хорошо видно, к чему ведёт отсутствие подобного правила. На Руси хотя бы из-за этого не было больших проблем.

    А вот с понятием отчины сложнее.
    Первоначально Навна предпочитала толковать этот вопрос просто и справедливо: вся Русь — отчина всего княжеского рода и она делится между князьями по старшинству, которое понимается буквально — исключительно как разница в возрасте.
    При таком раскладе и Всеслав Полоцкий имеет право на киевский золотой стол, если когда-нибудь окажется самым старшим. А Ростислав тогда в княжеской иерархии сразу после сыновей Ярослава — как старший из его внуков. Во-первых, так справедливо, а во-вторых, так страна не распадётся на устойчивые уделы, потому что не получится прирастания разных ветвей княжеского рода к тем или иным частям Руси.

    Однако насчёт неизбежности такого прирастания уже говорилось, да и буквальное понимание старшинства Яросвет считает неуместным:
    — Запутается всё — и тогда тебе не удержать Жругра в узде. Нет, тут нужна поправка: у каждого князя право лишь на ту волость, где княжил его отец.
    — Так что же, теперь Ростислав теряет право на Киев — только потому, что его отец рано умер?
    — Да, Киев Ростиславу не отчина.
    — Это же несправедливо!
    — Без такого уточнения правил они скоро перестанут работать, и всё развалится. Тут здравый смысл, а не справедливость.
    Навна привыкла, что если уж Яросвет настаивает на столь неприятных вещах, то он всё уже продумал и иного выхода точно нет. Но она глядит на Ростислава и отмечает:
    — Ростислав вовсе не согласен, что ранняя смерть отца уменьшила его права. Он старший из внуков Ярослава — и потому считает себя главным из них. 
    — И зря. На чём его претензии основаны? Сначала ему очень повезло: родился в княжеской семье и потому получил огромные права. Но этого он особо не замечал, это для него как бы само собой разумелось. Потом не повезло: отец умер, не достигнув старшинства, и права у Ростислава несколько уменьшились. А вот такое для него уже несправедливость, для устранения которой он готов на кровопролитие. А надо рассуждать иначе: сначала Бог дал мне много, потом какую-то небольшую часть забрал назад; как можно первого не замечать, а на второе обижаться, да ещё и в драку лезть? Нет уж, если ты князь и пользуешься правами, которые есть у князей, то изволь соблюдать правила, на которых княжеский род держится.
    — Ты прав… — согласилась Навна печально. — Настолько прав, что немногие тебя поймут…
    Яросвет развёл руками: что попишешь, демиурги то и дело оказываются в такой  ситуации — как вроде слишком умные, запредельно и неуместно правильные. И сказал:
    — Борис и Глеб помогут понять. Они самой жизнью пожертвовали ради мира на Руси; да, лишь земной жизнью, но разве просто от неё отказаться, особенно если иной жизни ещё не видал? А от Ростислава жертва требуется заметно меньшая.
    — Но он считает, что всего лишь добивается того, что ему положено, а на чужое не покушается. И ведь очень многие люди мыслят с ним в унисон.
    — Да, очень многие. Так что будет немало потрясений, пока до всех дойдёт, что иначе нельзя.