Днепровская Русь
Пока же князья, не желающие превращения Святополка из Окаянного в пример для подражания, должны держаться за свою единственную нынешнюю надёжную опору — русскую дружину. А она живёт большей частью в Киеве, Чернигове, Переяславле и вокруг них — условно говоря, в Среднеднепровской Руси; впрочем, это громоздко звучит, можно называть просто Днепровской.
Русская дружина достаточно монолитна. Один и тот же боярин запросто может фигурировать в летописи как черниговский или переяславский, а потом уже как киевский — и наоборот; то есть и бояре, и отроки [1] часто перемещались из города в город. Для русской дружины Киев, Чернигов и Переяславль — неделимое целое. Насколько остро это сознавалось, видно хотя бы из распространившегося в следующем веке мнения о том, что Русь — только здесь, вокруг этих трёх городов, а всё прочее то ли не Русь, то ли, во всяком случае, не совсем Русь [2]. Пока до такой крайности ещё не додумались, но и сейчас русская дружина готова буквально любой ценой удерживать Киев, Чернигов и Переяславль вместе, не допускать, чтобы какой-то из этих городов оказался, подобно Полоцку, под властью некой собственной ветви княжеского рода. Тот или иной князь может быть черниговским или переяславским лишь в том смысле, что он пока, согласно своему месту в княжеской иерархии, управляет Черниговом или Переяславлем; а если доживёт до старшинства в роду, то станет киевским князем.
Причём княжеская (южная, дружинная — разные определения ей можно дать) русь к тому времени всё определённее становится кровнородственной общностью. Что, естественно, отразилось и в метафизических облаках, плавающих над Днепровской Русью. Ещё в конце княжения Ярослава Мудрого, а особенно после его смерти, там всё отчётливее прорисовывалась то ли особая ипостась Дингры, то ли даже в каком-то смысле её дочь — некая квазикаросса, частично отделившаяся от Дингры. Можно назвать её Жругреттой — ввиду её тесной связи со Жругром. В мире людей её появление означало, что княжеская русь превращалась в довольно замкнутую кровнородственную общность, весьма обособленную от основной, северной руси.
Раньше княжеская русь объединялась большей частью прямо вокруг князя (метафизически — вокруг Жругра), то есть была сплочена не столько родством, сколько непосредственно причастностью к власти. Она постоянно втягивала в себя как местную полянскую и северскую верхушку, так и переселенцев с севера. Последний отмеченный в летописи (под 988 годом — но дата условна, конечно) случай серьёзной подпитки княжеской руси со стороны Дингры — заселение степного пограничья при Владимире. Впрочем, едва ли можно сомневаться в том, что и при Ярославе, всю жизнь тесно связанном с Новгородом, пополнение южной элиты выходцами с севера продолжалось; но это уже последние затухающие волны переселений.
В переводе на язык метафизики такие миграции на юг означали, что пытающаяся обособиться от Дингры Жругретта раз за разом отступала, поскольку в ряды княжеской руси вливалось множество людей, у которых родня — на севере. Потом люди эти обживаются на юге, для их детей родина — уже здесь, они привязываются родством к старой княжеской руси — а значит, к Жругретте… но тут новый поток «людей Дингры» (так их Жругретта воспринимала) из коренной Руси. Однако сейчас, около середины XI века, Жругретта всё явственнее обособляется от Дингры, становится довольно самостоятельной сущностью.
Всё это сильно напоминало Навне само рождение русского народа. Тогда суть состояла в том, что надо самим растить детей, а не надеяться на приток людей со стороны. Сейчас здесь по большому счёту то же самое. Пополнения с севера перестали играть былую роль, княжеская русь становилась самодостаточной силой, от Новгорода уже не особо зависящей. Вот только на сей раз это вызывало у Навны противоречивые чувства, ибо Жругретта — не Дингра, она не объединяет русский народ, а раздваивает. Чем больше крепнет Жругретта — тем сильнее раздвоение.
Ведь отделение некой квазикароссы — да ещё и элитарной, встающей между Дингрой и Жругром, имеющей перспективу со временем превратиться в особую кароссу, — явление очень опасное; русский народ должен представлять собой единую кровнородственную общность. И если Навна признала необходимость в Жругретте, то лишь на время и под сильнейшим давлением обстоятельств, связанных как раз с утверждением братства князей. Дружина, то и дело пополняемая со стороны людьми, которым надо в ней самоутверждаться, уже по сути своей склонна к войнам и переворотам. Чтобы настроиться на упорядоченное управление страной под руководством живущих в согласии князей, дружина должна стать в целом потомственной. Новые отношения внутри княжеского рода требуют установления подобных порядков и в дружине. А потомственность дружины (а с нею — княжеской руси вообще) как раз и предполагает обособление Жругретты. Вот и получается, что Жругретта необходима для превращения княжеского рода в единую сплочённую силу.
Потому русская богиня скрепя сердце признала Жругретту — пока.
Однако дальнейшие перспективы Днепровской Руси более чем сомнительны, поскольку в ней нет того, что есть в Низовской земле, — хотя бы относительного единства народа.
Ведь волны переселенцев из северной Руси накладывались на гораздо более многочисленное коренное население, а оно разное: на правобережье Днепра — полянский племенной союз, на левобережье — северский; причём отношения между ними, судя по всему, теплотой не отличались. Основная, обосновавшаяся в Киеве часть княжеской руси втянула в себя полянскую племенную верхушку, а осевшая в Чернигове — северскую. От былого полянско-северского противостояния пошло отчуждение между уже русскими Киевом и Черниговом, которое и в последующие века не было преодолено.
Это неудивительно, если учесть, что вполне русским там был лишь верхний (дружинный) слой. В какой степени сознавала себя русью основная масса населения — вопрос сложный. Во всяком случае, даже в XII веке летописи именуют основную его часть чаще всего просто христианами. Земля — Русская, князья — русские, города — русские, войско — русское, а большинство населения — почему-то просто христиане. Например, не раз в летописях говорится, как во время усобиц князья призывают друг друга примириться «ради земли Русской и ради христиан» — именно в такой форме. Или сообщается, что половцы постоянно гонят из Русской земли в плен христиан — а потом в степь идёт русское войско и этих христиан освобождает. Словом, если просто пашешь землю, то из этого ещё не следует твоя принадлежность к руси, а вот если с оружием в руках охраняешь мирный труд этого пахаря — тогда следует. Таким образом, даже тогда в значительной мере сохранялось понимание руси именно как дружины (с её семьями). А в более раннее время — и подавно.
С третьей — переяславской — частью Днепровской Руси отдельная история, но об этом в следующей главе. Пока же достаточно сказать, что устойчивая единая государственность в Днепровской Руси оказалась невозможной прежде всего из-за хронического разлада между двумя наибольшими её частями — киевской и черниговской.
Яросвет объясняет:
— Сейчас нужно наступать в глубь степи. Пока Русь ограничивается обороной, кочевники её не очень боятся — а потому в установлении с ней мирных отношений не особо нуждаются. Напали — и если потерпели поражение, то отступили в свои кочевья, поднабрались сил — опять можно в набег. А вот если русские войска пойдут в степь, будут громить кочевья хоть на Дону, хоть у самого моря — тогда степняки поймут, что даже у себя дома смогут спать спокойно лишь при условии устойчивого мира с Русью. Тогда и будем жить в относительной безопасности.
Немного помолчал и добавил:
— Ну а побочным результатом этого станет распад Днепровской Руси — а с ней и всей Руси в её нынешнем виде. Как только угроза со стороны степи ослабеет, кияне и черниговцы увидят, что могут успешно защищать себя от степняков без помощи друг друга — и вовсе перестанут друг с другом считаться. Тогда разделение Киева и Чернигова станет неотвратимым. Ну и ладно. Всё равно ядро государства надо переносить на Волгу. Впрочем, это будет уже третий шаг к Ближнему раю. А пока второй — а тут главная задача в том, чтобы объединить Русь для наступления в степь.
Обо всём этом Навна и так размышляла — но Яросвет, как обычно, изложил очередную стратегию коротко и ясно.
В сущности, требуется наступление, схожее с былым решающим натиском на Хазарию. Силы для этого есть, но вот задействовать их куда сложнее, чем в прошлом веке. Загвоздка в изменившихся отношениях между князьями и подчиняющимися им землями. Суть проблемы яснее всего видна на примере тех же Киевской и Черниговской земель.
Поскольку сами по себе они весьма чужды друг другу, то друг к другу их прижимает разве что общий страх перед Степью. И пока существовала грозная Хазария, успешно противостоять которой мыслимо лишь сообща, кияне и черниговцы довольно охотно подчинялись русским князьям, позволяли тем править как хотят. Но вот Хазария уничтожена, а вслед за ней разгромлены и печенеги, а Русь тем временем развивается и крепнет — словом, соотношение сил между Русью и Степью изменилось очень ощутимо. Страх перед кочевниками уменьшается — отчего как Киев, так и Чернигов всё меньше нужны друг другу, а значит, их всё меньше устраивают князья, которые поддерживают единство Руси путём всякого рода компромиссов между разными её частями. Киев всё сильнее желает иметь максимум выгод от своего столичного статуса — для чего нужны князья, готовые всегда отстаивать интересы Киева, хоть бы и ценой ущемления прав других земель и риска спровоцировать их отделение. Словом, тут нужны князья скорее просто киевские, нежели русские. А в Чернигове, соответственно, всё популярнее идея обзавестись такими князьями, которые всегда ратуют за черниговские интересы, хоть бы и без учёта их соответствия общерусским. Огромная Черниговская земля (в неё тогда входили даже Муром и Рязань) явно стремилась к самостоятельности.
То, что в будущем разрыв между Киевом и Черниговом предопределён, — это ладно; но как не допустить, чтобы он произошёл уже сейчас? Если произойдёт — весь замысел Яросвета пойдёт прахом. По большому счёту вопрос о достижении относительного мира на степной границе решается не в степи, а на Руси, не в кровавых битвах, а в душах и головах людей. Потому что если Киев и Чернигов перессорятся уже сейчас, то никакое наступление в степь организовать просто не получится.
1. Простые дружинники.
2. Глава «Русь и Русская земля»