Ближние и дальние

    Но опасность подкрадывается с другого боку: становясь ближе друг другу, князья рискуют оторваться от народа, поскольку взаимопонимание с ним уже не является для каждого князя вопросом жизни и смерти.
    Раньше от этого было не увернуться: хочешь преуспеть — ищи поддержку у кого только можешь; не соберёшь вокруг себя достаточной силы — и власти не получишь, и, скорее всего, самоё жизнь потеряешь. Своего рода естественный отбор, стимулировавший каждого рождённого в княжеском роду вникать в нужды людей, отстаивать их интересы, тем самым зарабатывая авторитет. Это мудрёное искусство и тяжёлая работа, отнюдь не всякий станет так утруждать себя без необходимости — а та улетучилась. Какая волость князю причитается по старшинству — той и правит; а есть ли у него взаимопонимание хотя бы с населением своей волости (тем паче — с Русью в целом) — второстепенно.
    Выходит, для отдельно взятого князя отчуждение от народа теперь куда менее страшно — но всему властвующему роду оно грозит катастрофой. Не будет прочной смычки с народом у каждого князя — оторвётся от страны и княжеский род как целое — и люди сбросят его, а без него и сама Русь рухнет.

    Чтобы уяснить суть проблемы, достаточно глянуть на любого из князей — как он связан с Русью?
    Связь эта многоступенчата. Взаимопонимание со своей ближайшей роднёй, потом с дружиной, потом со своим городом и так далее — а в итоге с Русью как целым. И всегда, на любой ступени, есть соблазн потрафить более близким за счёт тех, кто (в том или ином смысле) подальше, — а чем такая протекция оборачивается?
    Те, кто ко князю поближе, могут разнообразными способами использовать его власть в своих узких интересах. Причём зачастую ни князь, ни эти более близкие даже и не замечают творимой ими кривды, искренне считают себя правыми — поскольку попросту не сознают попираемых потребностей тех, кто от князя подальше. К примеру, князь может потакать злоупотреблениям своего окружения, дружины — и восстановить против себя население. Или пристрастно разрешать разногласия жителей своего стольного города с городами более отдалёнными. И тому подобное. Очень трудно быть справедливым, всех понять и рассудить по правде. Куда легче опираться на тех, кто поближе, — тем самым делая своими врагами тех, кто подальше, — а их очень-очень много.
    Чем такое чревато — видно хотя бы по случившемуся незадолго до того в соседней Польше. Там отрыв власти от народа обернулся вовсе разгромом правящего слоя и даже временным низвержением христианства — и лишь с огромным трудом удалось потом восстановить государственность.

    И многие полагают, что панацея тут одна: элитам разных стран надлежит выручать друг друга. На Руси восстание — польские князья или венгерский король, а то и германский император, помогут (не задарма, конечно) подавить; а коли восстание где-то у них — русские князья пособят утихомирить бунтовщиков (и тоже что-то с того поимеют). Получается интеграция русских князей в западную элиту — с перспективой полного растворения в ней.

    Причём Борис и Глеб пока неспособны твёрдо противостоять сползанию в такую яму. Все их силы уходят на поддержание братства князей, а необходимость единства их с Русью оказывается вроде чем-то второстепенным. А поскольку такая проблема даже у тех, кто олицетворяет княжеский идеал, то князья и подавно склонны думать, что если они едины, то им всё нипочём.
    В эту прореху между мышлением князей и реальностью ввинчивается хаосса, внушающая, что при таком раскладе тиранить народ не так уж опасно. Эта вечная врагиня Навны наущает правителей безмятежно наслаждаться властью, не считаясь с подданными — особенно дальними. Она может сделать рассадником хаоса тех самых людей, от которых больше всего и зависит порядок в стране (то есть превратить правителей в кривителей, как будет сказано через несколько веков по подобному поводу), и тем самым отлучить князей от Руси, довести дело до всеобщей смуты.
    — Ничего у тебя не выйдет, — посулила Навна хаоссе. — Я знаю, как воспитывать князей, — и они будут править по правде, и люди на Руси — хоть бы и самые дальние — будут им ближе иностранных королей и герцогов… Смейся-смейся, я этот твой дурацкий смех много раз слыхала; сначала смеёшься — потом взвоешь. Хохотала, когда я говорила, что князья перестанут убивать друг друга? А ведь перестали — и над этим уже не хохочешь; и теперь ненадолго твоё веселье… мы это точно знаем!

    А Борису и Глебу сказала:
    — Всё у нас получится. Вы научили князей относиться друг к другу более-менее по-братски — сможете научить их и на любого землепашца смотреть как на родного человека. Да-да, сможете — я лучше знаю ваши способности.
    И тяжко вздохнула, вспомнив про хаоссу. Та влечёт князей по линии наименьшего сопротивления, а Навна тянет ввысь, что, как ни крути, намного труднее.