Князья и Русь

    С тех пор потомки Изяслава Ярославича не пытались претендовать на Киев — Русь их уже явно отторгла. После смерти Мономаха Киев перешёл к его старшему сыну Мстиславу, и никто не возражал против того, что верховная власть над Русью принадлежит исключительно Мономаховичам. Свыше половины русских земель тоже в их руках. А большей частью остальной территории страны владеют их союзники Святославичи.
    Таким образом, решительную победу одержали те ветви княжеского рода, которые  опирались на силы внутри Руси, а не искали помощи в Западной Европе. Отчего изменилось само лицо всего княжеского рода: теперь оно определённо повёрнуто к Руси, а не косится куда-то вслед заходящему солнцу.

    Дистанцировавшись от западной элиты, род русских князей тем самым стал гораздо более единым. Несмотря на его всё большее разветвление, он (в его идеальном понимании, внушаемом Навной) воспринимается как одна семья, в которой вечные старшие братья — святые Борис и Глеб. От отца к сыну передаётся связь со всей Русью как общей отчиной русских князей. Даже если отдельно взятый князь имеет право на власть лишь в какой-то небольшой части Руси, то всё равно право это значимо только как часть права всего княжеского рода на всю Русь. Тут нет ничего подобного тогдашним порядкам в Западной Европе, где король или герцог может иметь владения в разных странах или один брат правит в одной стране, другой — в другой (да и вообще деление католического мира на страны весьма условно). На Руси же буквально везде княжат только потомки Владимира Крестителя — а вот за пределами Руси у них владений быть не может.

    И чем сильнее ветвится род русских князей, тем очевиднее, что отношения внутри него определяются в первую очередь вовсе не родством. А чем?
    Это наглядно покажет борьба за верховную власть, которая развернётся после кончины Мстислава. О ней — в следующей части книги, но те силы, которые будут тогда направлять ход событий, ясно обозначились уже сейчас, так что присмотримся к ним.

    Первая сила — сыновья Мстислава. У них есть опора и в Киеве, и вообще на юге, но главное — они унаследуют у отца Новгород, Псков, Смоленск, даже недавно захваченный Полоцк — так что им есть откуда черпать силы. Вторая сила — хоть и поменьше — Юрий (его потом прозовут Долгоруким), сын Владимира Мономаха. Он давно княжит в Низовской земле, укоренился там, благодаря чему имеет вес также и в Переяславле. Третья сила — внуки Святослава Ярославича с их Черниговской землёй.
    Но почему именно эти князья будут потом бороться за первенство? Да и где законные основания для их притязаний? Внукам Святослава Киев вовсе не отчина; Мстиславичи, будучи лишь внуками Мономаха, при жизни его сыновей по идее не должны покушаться на высшую власть; Юрий же младше (причём намного) своих братьев Ярополка и Вячеслава — и ему не положено лезть поперёд их.
    В самом деле, почему эти два сына Мономаха оказались в тени? Ведь по лествичному праву (а его вроде на словах все признают) всё яснее ясного: после Мстислава его власть наследует Ярополк, а после того — Вячеслав; места для кривотолков просто нет. В действительности же Ярополк, хоть и получит киевское княжение, будет не столько руководить, сколько лавировать между тремя вышеупомянутыми силами (то есть унаследует от Мстислава Киев — но не реальную власть), а по его смерти Вячеслав и вовсе самоустранится от борьбы за верховенство. В чём загвоздка? Ведь оба брата, судя по их биографиям, сами по себе вполне дееспособные правители; что же им мешает осуществлять свои законные полномочия?
    Мешает отсутствие настоящей опоры.
    Основная опора как Юрия, так и Мстиславичей — на севере, чужом для Ярополка и Вячеслава. А на юге что? Черниговская земля — в руках Святославичей, на юго-западе Руси обосновались другие князья, Переяславль настолько связан с севером, что не пойдёт против князей, которых считают своими в Новгороде, Смоленске или Суздале. Да и в киевской дружине сильны позиции переяславцев, пришедших в Киев с Мономахом. Так что права Ярополка и Вячеслава, при всей их формальной бесспорности, не подкреплены реальной силой.
    Вот оно, веяние времени. Когда-то сыновья Ярослава Мудрого правили, не особо оглядываясь на подобное: если они в ладу между собой и с дружиной, то этого достаточно. А нынче — мало: князю нужна ещё прочная связь с какой-то значимой частью Руси.
    У кого-то такой связи нет просто в силу обстоятельств, кто-то не умеет ладить с другими князьями, кто-то — с народом, кто-то — вообще ни с кем; но результат один: не на кого опереться, нечем весомо подтвердить свои вытекающие из лествичного закона права. И такие князья (вместе со своим потомством) вытесняются на обочину истории. Наоборот, преуспевшие в налаживании подобных связей князья могут порой взять даже то, на что вроде и претендовать не должны.

    Это отчасти смахивает на возврат к древним временам, когда власть над Русью получал сильнейший. Но разве что отчасти. Ведь сейчас никто и помыслить не может захватить всё. Раз все князья — братья, то у каждого должна быть своя доля власти. Конфликты возникают при разногласиях из-за того, кому какая доля причитается, — а это далеко не равнозначно тому, как в былые времена каждый хотел попросту спровадить других в мир иной и господствовать в гордом одиночестве. Сейчас доверия между князьями не в пример больше. Часто многие князья собираются вместе — то по одному делу, то по другому, и ничего — жуткая история с Васильком Теребовльским не повторяется, никто не использует такие встречи для коварной расправы с сородичами.

    А поскольку род русских князей достаточно един — как внутренне, так и с народом, — то невозможно повторение 1068 года, когда Русь повисла над пропастью. Княжеский род не оторвётся от страны настолько, что люди захотят его свергнуть. Оторваться может какой-то отдельно взятый князь, пусть даже несколько; но не более того, потому что подобный отрыв — также отрыв и от самого княжеского идеала, то есть такой князь даже и в своих собственных глазах оказывается уже вроде как не вполне князем. И если кого-то из них это мало волнует, то другие при виде такого, наоборот,  стараются ещё более соответствовать своему с пелёнок усвоенному идеалу, тем самым доказывая всем (и — это отнюдь не мелочь — самим себе), что уж они-то в самом деле князья душой и делом.
    Вот в чём коренное различие с предшествующей эпохой. Когда-то сыновья Ярослава Мудрого, отрываясь от народа, не отрывались от княжеского идеала; а сейчас едва князя понесло по той кривой дорожке, как его сам Властимир обратно тянет: почему у тебя с народом нелады, так нельзя, ты ведь князь, исправляйся! Вот так Навна через неустанно воспитываемого ею Властимира удерживает князей на пути истинном.

    Отдельные ветви княжеского рода срастаются со своими отчинами — и тем самым весь он целиком срастается со всей Русью (в том числе через брачные узы с другими слоями населения), становится естественным ядром русского народа — а не просто некой обособленной от него правящей верхушкой. Он воспринимается не как нечто отдельное, чисто жругровское, а как ядро русского народа, народа Навны. Поскольку князья в основном не приходятся друг другу близкой роднёй, то отношения между ними — уже не внутрисемейные, а общественные — и тут князья могут служить примером для народа.
    Пример он подают не всегда положительный, да и вообще сложностей хватает, но идеально всё равно не получится. Главное — род русских князей теперь связан с Русью прочно. А значит, второй шаг к Ближнему раю сделан.