Между Жарогором и Кощеем
Чем лучше Навна понимает Яросвета, тем явственнее видит пропасть между ним и Радимом. Поговорит с демиургом — поверит в возможность летать на медведе Жругре, зайдёт в теремок — пропитается сознанием полнейшей неприемлемости такого Жругра для Радима и словен вообще, а значит, прочувствует необходимость Жругра-Жарогора, будь тот сто раз невозможен. Как примирить необходимость с невозможностью? Навна прилежно просвещается дальше, углубляется в отношения между словенами и уицраорами. И вот разглядывает тех словен, которым общения с уицраором никак не избежать. Спросила Яросвета:
— Дунайские словене — приспешники Аваора, они кормят его шаввой?
— Большинство — нет. Они же подчиняются аварам лишь из страха, а значит, находятся в когтях Аваора, но внутренне не связаны с ним, он не проник в их души. Кто связан с уицраором — держится за него, страшится остаться без него, потому и источает шавву. А дунайцы большей частью как раз были бы рады, провались Аваор сквозь землю. Они лишь подневольная дополнительная опора для уицраора, который уже есть, а само его существование обеспечивают авары. И те их союзники, которые служат аварам не из-под палки, а потому, что видят в них опору для себя, стремятся сами вместе с ними возвыситься. И некоторые словене тоже таковы.
«Если они тоже безголовые, то какие же это словене, а если с головами, то почему вместо них думает Кощей?» — вспомнилось Навне. Похоже, этот вопрос близок к разрешению.
— Им нравится служить Кощею?
— Получается, так, они к нему хорошо приспособились. Но служа ему, они учатся обращаться с уицраорами вообще, а от них и другие словене учатся, а это пригодится.
— Как же можно учиться у обров? — нахмурилась Навна.
— Но если мы с уицраорами обходиться не умеем, а они умеют, то надо у них учиться… — тут язык демиурга от взгляда Навны вдавился в горло. Таких глаз Яросвет у своей ученицы ещё не видал. Он почувствовал, как сквозь них проваливается в море крови, пролитой за века в войнах между славянами и степняками, прямо-таки в нём тонет.
— У обров не может быть ничего хорошего, — выдавила Навна изменившимся голосом. — Ровным счётом ничего. Обров надо истребить всех до единого, чтобы и следа не осталось, а не учиться у них чему бы то ни было.
Столько ненависти было в каждом её слове, что у демиурга начисто пропало желание объяснять ей, какую силу даёт обрам их умение управляться с уицраором и сколь необходимо научиться этому — как раз чтобы с ними же и покончить.
«Яросвет, ты слишком рассудителен, — укорил он себя. — Она по-своему совершенно права; она рассуждает как почти все словене. Чтобы учиться у обров — сперва надо признать, что в них есть хоть что-то хорошее, а этого она не сможет. Не спорь с ней». А вслух сказал:
— Прости меня, пожалуйста. Мы не станем ничему у них учиться. Будем учиться у ромеев — тем более что Жругр будет гораздо больше похож на Форсуфа, чем на Аваора.
Ромейский уицраор Форсуф сам по себе у Навны особых эмоций не вызывал. Но запутывал её чёрно-белую картину мира уицраоров.
— Я не могу поверить, что Жругр, Форсуф, Аваор — это всё уицраоры, — заявила она, малость успокоившись. — Если Аваор — уицраор, то Жругр в таком случае — нет; и наоборот. Разве у белоснежного крылатого коня и мерзкого чернющего паука может быть какое-то общее название? Они же ничем не сходны.
— Но они оба объединяют людей приказом.
— Аваор объединяет обров злым приказом, который никому не понятен и которому только тупые обры способны подчиняться. А Жругр будет объединять словен добрым приказом, который всем понятен и которому все будут следовать добровольно. Это вообще разные приказы, они даже называться должны по-разному.
Конечно, разные; второй — и не приказ вовсе, а нечто, способное существовать разве что в воображении Навны. Власть у неё работает по принципу соборности, а не власти, что не более реально, чем гуляющая посуху щука. Приказ именно там и нужен, где не все всё сами понимают и не все всё делают добровольно.
Навна добавила просительно, однако настойчиво:
— Это тебе надо, чтобы всё было правильно, а мне — чтобы всё было понятно. Ну да, я очень мало знаю, и я хочу учиться, я очень люблю учиться… да всё боюсь душу поломать. Позволь мне понимать Землю так, как могу. Не запутывай меня, мне надо брата оживлять.
Яросвет снова со всей очевидностью ощутил, что перед ним — существо из иного мира.
Навна живёт внутри соборного мира словен и мыслит его понятиями. В нём превыше всего отнюдь не истина, а сохранение старшими способности воспитывать младших. Пропадёт такая способность — и новое поколение окажется уже чужим, вывалится из соборного мира, и тогда тот, утратив будущее, начнёт рассыпаться, пока вовсе не уйдёт в небытие с последними стариками. Если младшие перестанут верить старшим — мир рухнет. Соборный мир, конечно; но для соборян его крах равнозначен гибели Вселенной, ведь вне его они не могут жить — во всяком случае, оставаясь самими собой. Многое в соборном мире держится на полезных заблуждениях, которые помогают людям хоть как-то, пусть искажённо, понимать жизнь. Тогда как непонятная истина может оказаться для соборности смертельно опасной: если люди всё равно неспособны ту истину усвоить, то она лишь сбивает с толку.
Так вот, представление о князе, которому надо подчиняться, даже если не понимаешь приказов, было для словен как раз такой непонятной истиной. Оно разрушало соборный мир, поскольку не стыковалось с соборностью. И Навна, видя такое опасное действие этой истины, воспринимала её как ложь: раз разрушительна для соборности — значит ложь, и всё тут. Возможен лишь добрый князь-советчик — далее этого в постижении природы власти Навна идти не могла, упиралась в границу соборности. А значит, возможен лишь Жругр-Жарогор, а не медведь Жругр.
Тем более что сейчас для неё всё очень конкретно: раз от такой истины Радим только мертвеет, то это не истина.
Яросвет озадаченно разглядывает эту стену между реальным и соборным мирами, размышляя, где и как её преодолеть. Наконец говорит:
— Жругр на самом деле по своей природе отличается от Аваора, но различие между ними не в том, что у них приказы разные.
— Так если приказы одинаковые, Жругр всё равно получается как Кощей. Но Земля ведь добрая и всемогущая, она поможет нам справиться с Кощеем так, что обойдёмся и без своего Кощея. Земля всё может!
— Всё, — подтвердил Яросвет. — Но только если мы ей разумно и добросовестно помогаем, каждый на своём месте, не ожидаем, что она выполнит за нас и нашу часть работы.
— Так я и выполняю свою часть работы… что могу, то и делаю, не требуй от меня невозможного. Ну как Жругр может быть вроде Кощея? Тогда он ни в каком смысле летать не может, даже в Мире времени. Но я же на нём летала! Совсем наяву или не совсем… но летала! Разве не так?
— Летала.
— Так вот об этом я и должна рассказать Радиму, о полёте, он только так и поймёт, что Жругр хороший. А ты что говоришь — Жругр вроде Кощея… я на Кощее, что ли, летать должна?! Это же вздор, мы этого никогда не поймём, а значит… значит, это неправда, а на самом деле Жругр добрый и летает! И… и…
И, совсем запутавшись в своих мыслях, в слезах унеслась в теремок.
А когда вернулась, спросила примирительно:
— Яросвет, а чем всё-таки Жругр на самом деле отличается от Аваора?
— Аваор принадлежит к старшей, примитивной расе уицраоров, Жругр — к младшей, гораздо более совершенной.
— В чём разница между этими расами?
— Если совсем кратко, то уицраор младшей расы намного лучше чувствует волю Земли. А потому управлять им способна лишь соборица, которая сама слышит Землю. Для тебя учиться слушать Землю и учиться управлять Жругром — две стороны одного дела.
— Но я совсем не знаю Землю и потому ничего не понимаю. И слышать её научусь не раньше, чем ты меня с ней получше познакомишь. Расскажи мне о Земле — какой она была раньше, какова сейчас и какой будет.
— Тогда надо основательно пройтись по далёкому прошлому, особенно по истории отношений собориц с уицраорами, а это очень долго.
— А мои тем временем не сгинут вовсе?
— Не сгинут.
— Тогда я готова бродить в прошлом столько, сколько потребуется. Пока не сумею сама расслышать Землю.
Немного помедлив, добавила упрямо:
— А она мне подскажет, как летать на моём добром белоснежном Жругре.