Соборность
Соборность — то, что делает принадлежащих к народу людей более-менее похожими друг на друга, а сам народ — более-менее единым соборным существом. Ключевая идея любой соборности одна: будь человеком. Но у разных народов она раскрывается по-разному, так что соборный мир у каждого народа свой.
Что такое соборность, Навна, в некотором смысле, знала с тех пор, как себя помнила, если не раньше. У неё чрезвычайно развитое соборное чувство, чувство мы. Правда, и её я тоже очень сильно, гораздо сильнее, чем у многих, которые ничего, кроме своего я, не знают. Но мы у Навны столь всемогуще, что даже её я рядом с ним теряется. Она привыкла к зыбкости границ между личными мнениями, к тому, что все на всех влияют, иногда даже без действий и слов, самими разными способами. Она тоже постоянно на других влияет, зачастую того даже не замечая, и сама точно так же поддаётся влияниям. И её теремок естественно вписывался в соборный мир: она влияет на всех детей, на каких только может, именно это и делало теремок чем-то реальным. А некоторые и на взрослых воздействуют больше, чем она на детей, и в несравненно большей степени определяют лицо общего мы. Бывают же люди, личное мнение которых зачастую на удивление легко становится общим. Вот у отца, при всей его мудрости, такое почему-то не получается. У Яросвета, видимо, тоже. А у некоторых получается. А Соборная Душа, значит, всех превосходит в искусстве влиять на общее мы… но её же нет: во-первых, Навна никогда не ощущала её присутствия, а во-вторых, если она уже есть, то надо было бы помогать ей, а не посягать на её место. Да и Яросвет уже подтвердил, что её нет. Без неё соборный мир расплывчатый, его и миром трудно назвать.
Пока Навна только ещё осознаёт, что значит быть Соборной Душой. Ей предстоит, оказывается, возвести теремок, причём особенный — теремок Соборной Души, в котором будет новый народный идеал — русский, пока существующий лишь в воображении Яросвета. Навна исправит нынешний словенский идеал — и получится уже русский.
Яросвет наставляет:
— Для исправления народного идеала надо сначала разглядеть его как следует, а это возможно, лишь если увидеть его прямо сверху.
Увидеть прямо сверху и исправить — ничего себе! Не так уж давно лицезрела его лишь в недосягаемой вышине и не подозревала о том, что кто-то (а то, что она сама, — и подумать смешно) способен его изменять. Сейчас, впрочем, идеал этот светит уже не прямо над головой и виден весьма неплохо. И со временем он ближе и яснее. Он — как маяк на пути превращения Навны в Соборную Душу. Она попробовала вообразить себя там, на самом верху. Что даже при её неудержимой фантазии нелегко. Чтобы взлететь в такую высь, надо как следует разбежаться.
Навна переместилась в Мир жизненного пути, там отступила до упора, то есть до самого момента своего рождения, и начала разбег оттуда, переживая своё прошлое заново, вспоминая, как менялось её восприятие народного идеала.
В раннем детстве она различала лишь одну его ипостась, а именно образ хорошей девочки — доброй, трудолюбивой, скромной, послушной… словом, идеальной. И тогда всё было просто: идеал — то, какой она лично должна быть. Но чем больше увлекалась воспитанием младших, тем яснее сознавала, что словенский идеал на самом деле многолик.
К примеру, идеал мужчины сильно отличается от идеала женщины. Также идеалы могут разниться и в зависимости от возраста человека, к которому идеал обращён, от положения в обществе и мало ли от чего ещё. Даже один и тот же человек способен временами переключаться с одного идеала на другой и обратно: скажем, на войне положено вести себя не так, как в мирной жизни, отчего идеал воина отличается от обычного. Многоединый идеал выступает в разных ипостасях, и нагляднее всего представить его в виде многих идеалов, стоящих спина к спине в центре соборного пространства и превращающих его в единый мир, где все, благодаря им, знают, что такое хорошо и что такое плохо, как следует жить и как не следует. Полностью соответствовать им едва ли возможно, очень уж требовательны. Но и откровенно ими пренебрегать мало кто осмелится: все ведь это видят и делают насчёт тебя соответствующие выводы. Да и без присмотра человек, на таких идеалах выросший, обычно старается им следовать, они вросли в его душу.
Богатырский идеал — Святогор. На него Навна, естественно, равняться не может, но ей нужно очень хорошо его знать, чтобы растить богатырей. В этом смысле он стал для неё главной ипостасью словенского идеала.
Уже тогда у неё зародилось качество, для Соборной Души обязательное, — понимание всего многоединого народного идеала, а не только его повёрнутой лично к тебе ипостаси. Видеть не только свой идеал, но и прочие, и притом ощущать связь этих других идеалов со своим. Сознавать, более того — глубоко и тонко чувствовать, что народный идеал столь же един, сколь и многолик. То есть — многоедин.
Тогда Святогор сиял над ней в недосягаемой выси и мнился, конечно, вечным и неизменным, как само Солнце. А потом, после полёта на Жарогоре, становился всё ближе и яснее, а преклонение перед ним всё уменьшалось. И теперь, на небесах, он продолжает приближаться и проясняться. И вот она видит его очень близко и вровень с ней… с чего бы, не было же такого? А, этого ещё и сейчас нет, просто её фантазия в будущее несёт; и пусть несёт, не надо ей мешать. И вот наконец Навна лицезреет идеал прямо сверху, находит в нём недостатки и приводит в должный вид. Но какой недостаток главнейший, вреднейший? С этим вопросом свалилась в реальность к Яросвету. Тот ответил:
— А ты Святогору про это сама говорила… да, тогда, когда он тебя отправил в куклы играть. Он не ценит теремки, где растут люди, для которых он идеал с рождения. Он не ведает, что такое своя страна, свой народ, не сознаёт, что их гибель — непоправимая катастрофа. У него нет Родины, он чужой для Руси. Но теперь попробуй глянуть на Святогора как Соборная Душа на подчинённый тебе народный идеал.
Навна вообразила тот разговор со Святогором иначе: вместо бесполезных советов и невнятных угроз сквозь слёзы она спокойно и уверенно изрекает указания, а Святогор слез со своего возвышения, стоит перед ней с виноватым видом, послушно внимает повелениям и на глазах исправляется, даже просветляется. От такой потрясающей картины Навна аж испугалась, как бы слишком не зазнаться, и поспешно перешла ближе к делу:
— А как именно перевоспитать Святогора?
— Его не переделать. Тут нужен другой идеал, русский Святогор. Я называю его Русомир. Он пока лишь в замысле.
Яросвет пояснил дело рисунком. Вот свободные словене — и над ними Святогор как их идеал, как образцовый свободный словенин. Он реален именно потому, что в земном мире существует устойчивый круг его сторонников. Русомир же признаётся только Яросветом и его небесными помощниками, ни для кого в земном мире примером не служит — и потому остаётся абстракцией. Чтобы выйти из небытия, он должен перетянуть к себе какую-то часть людей от Святогора, и добьётся этого тем легче, чем меньше от него отличается. Поэтому (но ещё более потому, что во многом Святогор и так совершенен) нарисованный Яросветом Русомир — тот же Святогор, только признающий Русь высшей ценностью и сознающий, что для её защиты необходима княжеская власть. И люди усвоят эти истины, когда начнут равняться на такой идеал.
— Но ведь мой отец сумел понять всё это, ни на какой идеал не равняясь, — напомнила Навна.
— Сумел. Но так же, как и я, — самовольно, вопреки соборности. Мы — одиночки, вечно в разладе с народом. Это неправильно. А ты исправишь сам народный идеал и передашь его тем, кто лучше других тебя понимает. А они — остальным людям. И те станут воспитывать своих детей соответственно, и следующее поколение уже будет мыслить как надо, по-русски.
Навна старается такое вообразить, но получается как-то расплывчато, беспредметно, — потому что воспитывать пока некого. Вот наберётся опять сил разгромленная словенская дружина, начнёт образовываться вокруг неё вновь нечто вроде племени — тогда всё будет куда конкретнее. Да, но учиться-то надо сейчас. Яросвет подсказал, во что следует углубиться первым делом:
— Соборице не обойтись без помощи кароссы. Мы вырастим новую Дингру — она и будет русской кароссой.