Воля Земли
Они взлетели туда, где Навна уже бывала — в том старом своём сне, в котором впервые узнала о тайном глазе. Из этой немыслимой выси вся Земля, вместе с её небом, видна как на ладони — и притом в мельчайших подробностях. Вернее, Яросвету видна, а Навна, как и в том сне, хорошо различает лишь свой теремок — а вокруг уже не пойми что. У неё же нет тайного глаза.
— Что такое тайный глаз? — спросила она.
— Просто образное выражение. На самом деле — понимание Земли, её воли. Способность охватить умом всю Землю, видеть её целиком и без перекосов, понять, чего она желает и чем мы ей можем помочь. Так в идеале; на деле, конечно, каждый видит планету с искажениями, но у кого они не очень велики — у того, можно сказать, есть тайный глаз. Тут способность смотреть на мир не от себя, а от Земли, беспристрастно. Следовательно, и на себя глядеть, как на других людей, на своих родных — как и на всех людей, на свой народ — как на другие народы.
— И на свой теремок — как на прочие, — заключила Навна. — Нет, этого я точно вовек не смогу. Лучше ты мне рассказывай про Землю… а я по ходу дела, может, и сама что-то разгляжу. Земля очень большая?
— Земля круглая… — Яросвет изобразил руками шар.
Навна изумлённо глянула на него. Он сообразил, что не с того начинает, и поспешно поправился:
— Круглая — ну как щит. И прямо посредине — Поле.
— Понятно, — Навна опять прониклась доверием к мудрому учителю.
Да Земля тогда в каком-то смысле действительно была плоской. Всё, что определяло историю человечества в целом, происходило в Евразии (с севером Африки в придачу). На западном краю Евразии один конец света, на восточном — другой, и никак они не сходятся, если рассуждать практически, никто же между ними не плавает. Осознание шарообразности Земли ничего не давало для понимания происходящего на планете, и можно было вполне адекватно о нём мыслить, считая Землю плоской. А для Навны центр Земли — в любом случае Поле.
— Вообще-то, не так важно, круглая или ещё какая, — рассудила Навна. — Главное, что добрая.
Да, начинать следует именно с этого. Есть добрая Земля — и есть демиурги, служащие ей сознательнее, чем кто бы то ни было, — у каждого из них тайный глаз чрезвычайно проницательный. Яросвет — из их числа.
Демиург — человек, понимающий Землю настолько хорошо, что может указывать целой цивилизации путь развития, согласующийся с волей планеты. Земной жизни для достижения таких высот никому ещё не хватало, демиургами становятся на небесах. Главнее демиурга — только Бог и Земля. В идеале демиург просто преобразует волю Земли, никак её не подправляя, в конкретную стратегию, выполнением которой и руководит. Но полностью понять немыслимо многообразную жизнь планеты не под силу вообще никому, так что на деле каждый демиург выполняет волю Земли настолько, насколько способен её уяснить. И притом на каждого влияет ещё его происхождение; к примеру, Яросвет заботится более всего о славянах, а особенно — о словенах. Но при всех расхождениях (а порой и столкновениях) демиурги, в целом, действуют согласованно. Никто из них и помыслить не может о том, чтобы подавить остальных и стать глобальным демиургом. Такое в принципе невозможно: если кого-то свербят подобные амбиции — значит, он просто не является демиургом, не достиг соответствующего уровня сознания. Всё равно умнее всех сама Земля, а демиурги понимают, что каждый из них несовершенен, а потому их должно быть много.
Главнейший враг Земли — планетарный демон Гагтунгр. Он тоже мыслит глобально, вот только совсем иначе. Для демиурга воля Земли — закон, для Гагтунгра — ничто. Он не знает слова мы, для него есть только его я, под которое он стремится всё подогнать. Гагтунгр по природе своей — глобальный унификатор. Ему отвратительна живая, невообразимо сложная, ни в какие схемы не умещающаяся Земля, бесчисленные и неимоверно разнообразные дети которой непонятны, непредсказуемы и неуправляемы. Ему нужна планета, на которой он понимает и контролирует абсолютно всё. Для него первично его мнение о планете, а сама планета, какова она есть, — вторична, он её признает, лишь полностью подогнав под себя. Чего не понимает и покорить не может, то следует уничтожить. Главное — полностью подчинить себе человечество. Для чего нужно самым радикальным образом упростить человека, подогнать под гагтунгровское понимание. Чтобы из всех метафизических существ человек знал только Гагтунгра. Остальных — отсечь от человечества и затем уничтожить.
Сначала Гагтунгру надо разделаться с демиургами — лишь они способны объединять против него все здоровые силы планеты. После чего он сможет без помех стравливать уицраоров — до тех пор, пока не останется один глобальный суперуицраор (глобарх), объединивший под своей властью всё человечество. Он постепенно истребит собориц, уничтожив их главную опору — семью, а дети будут воспитываться одинаково в глобальном детдоме. Затем, по мере перемешивания уже утративших самосознание народов, сами собой вымрут и кароссы — останется одна Лилит. Далее пора избавляться и от последнего уицраора — его услуги окажутся излишними, когда глобальный детдом станет исправно штамповать одинаковых людей по гагтунгровскому шаблону, не склонных уже ни к каким вольностям. А на закуску желательно убрать и Лилит, заменив людей роботами или кем-то ещё. И вот тогда, избавившись от всех своих метафизических конкурентов и даже от людей, упростив Землю до предела, опустив её до уровня своего понимания, Гагтунгр будет одинок и тем счастлив. Впрочем, не совсем ещё. Его окончательный идеал — Земля абсолютно круглая (он даже её сжатие у полюсов хотел бы устранить) и абсолютно гладкая, без морей даже, вся заасфальтированная так, что расстояние от центра планеты до асфальта везде одинаково — аж до микрона. И чтоб на ней не было абсолютно никого, только сам Гагтунгр, тоже абсолютно круглый и гладкий, застывший точно в центре планеты.
Гагтунгр стремится вырастить глобарха. А поскольку тот — конечный продукт естественного отбора в грызне уицраоров, то Гагтунгр эту грызню всячески разжигает, воздействуя на сознание уицраоров. Обычный уицраор лезет в драку хоть и охотно, но всё же лишь при наличии достаточной причины и с оглядкой, он не склонен напропалую рисковать жизнью, истребляя всех своих собратьев, каких только увидит. Гагтунгра такое относительное миролюбие не устраивает. Ему нужны глобаоры — уицраоры, одержимые мечтой о мировом господстве, а потому жаждущие уничтожить всех прочих уицраоров. Для глобального демона лучше всего, чтобы все уицраоры сделались глобаорами и исступлённо сцепились в один клубок, из которого и вырастет глобарх. Но влияние Сил Света и собственный здравый смысл мешают уицраорам поддаваться козням Гагтунгра, и на деле ему удаётся превратить в глобаоров лишь самых сильных или самых агрессивных уицраоров.
Навна спросила:
— Глобаоры — это же и часть Земли, и её смертельные враги?
— Да.
— Земля как бы с самой собою воюет… с частью себя?
— Со своим планетарным хаосом. Можно это так представить: вот всяческий обитающий на планете и терзающий её хаос, а вот настоящая Земля, мир Земли, состоящий из всех, кто приносит планете пользу, — град Земли, Земоград. Посередине его — дворец, а в нём она — самая-самая Земля, можно сказать — Соборная Душа Земли.
Навне такое понять легче, чем Яросвету. Демиургу же надо, чтобы всё было логично, а логика заставляет отделить самую-самую Землю от планеты Земли и даже дать ей какое-то иное имя; если Яросвет этого не делает, то лишь потому, что не считает демиургическую логику всегда уместной. А Навну подобные соображения не тревожат, она сразу признала, что планета Земля и самая-самая Земля — двуединое существо. На чём такое двуединство держится — Навне всё равно; главное, что Земля добрая. А значит, надо поскорее занять своё место в рядах воинства Земограда. Для чего следует получше приглядеться к своему будущему коню — Жругру — а значит, и к уицраорам вообще.
А ход войны между Землёй и Гагтунгром в огромной мере зависит именно от того, на чьей стороне уицраоры, особенно — сильнейшие. Демиурги стремятся подчинить всех уицраоров соборицам. Предоставленные себе уицраоры жить в согласии не могут — слишком брутальны, а вот если каждый из них будет послушен соборице, то на планете воцарится мир. Потому для демиургов важнейшее дело — научить собориц управлять уицраорами.