Власть и разум

    Собравшиеся вокруг Деяна люди не очень нравились Ладославу — и тем не менее он, поглядев на них с разных сторон и посомневавшись, решил им довериться.
    Ведь ему ясна как необходимость сильной власти, так и то, что сам он в государственных делах профан, а равняющиеся на него люди — тем паче. Поэтому он считает, что править должны (причём без оглядки на мнение народа) те, кто лучше подходит для такого дела. Доверить власть чуждым ему людям — для Ладослава нормально, вопрос лишь в их пригодности. Годятся ли приверженцы Жругра и Дружемира? Да кто их знает — но иного выбора у Ладослава нет, а упускать шанс не хочется. В конце концов, если не оправдают доверия и явно заведут в тупик, то народ их попросту уничтожит. Собственно, угроза такого всеобщего беспощадного бунта и является единственным серьёзным средством против плохой власти, припасённым у Ладослава. Средство, конечно, очень грубое, и притом может сработать с большим опозданием (изначально доверяющий вождю народ отнюдь не сразу осознает, что доверять не следовало), — но что есть, то есть.
    Получив признание Ладослава, уицраор начал проникать в души людей уже не окольными тропами, а торной дорогой. Уже многие смотрят на Деяна как на князя. А значит, и шаввы к медвежонку Жругру поступает всё больше, и он матереет, делается похожим на медведя.

    Но если одних идея единовластия притягивает, то других отталкивает. Сторонники вольности стягиваются вокруг Волеслава. Получается поляризация, так что Ладослав и Волеслав становятся влиятельнее Русомира, пытающегося поддерживать единство народа. Впрочем, тот к такому повороту дела относится как к неизбежности и озабочен тем, чтобы эти две части народа не набросились друг на друга.

    Наступление на Хазарию — дело крайне сложное (ещё бы, тут же надо мало-мальски мыслить масштабом всей Восточной Европы). Чтобы в нём соображать, требуются такие знания и умения, каких у подавляющего большинства нет. А значит, вече никоим образом не может руководить таким наступлением. Это столь очевидно, что отрицать не могут даже приверженцы Волеслава, хотя им такой факт воистину поперёк горла.
    Самые упёртые из них стоят на том, что раз уж вече неспособно руководить войной против Хазарию, то никакой войны и не нужно, пусть Русь и дальше прячется в лесах — хотя бы жива будет. Сам Волеслав, однако, от Поля отречься не может — а потому ищет какое-то решение, готов на большие уступки.

    Навна подсказывает ему:
    — Что делать в таких случаях, вообще-то хорошо известно из истории других народов. Тирания возникает, когда даже ближайшие помощники правителя — слепые исполнители, готовые по его приказу резать кого угодно. А надо, чтобы рядом с ним стояли люди, которые хорошо знают обстановку, так что мыслят самостоятельно и могут давать ему дельные советы. Тогда он зависит от них, и они следят, чтобы власть его не испортила; они же знают, что их он первыми и уничтожит, если сделается тираном.
    — Да, такие люди у нас есть, — согласился Волеслав. — В том числе и такие, кто не глупее самого Деяна. В конце концов, его ведь прочат в князья не потому, что он самый умный, а лишь потому, что за него сторонники единовластия. И, пожалуй, эти… как их лучше назвать… советники…
    — Да, советники — потому что могут советовать. А те — исполнители.
    — Эти советники могут присматривать за князем. Однако думаю, что у них с ним — и между собой — постоянно будут разногласия по самым разным вопросам; и за кем будет окончательное решение?
    — За князем. Чтобы власть была едина, приказывать должен кто-то один.
    — Так какие же это советники, если князь всего лишь выслушивает их советы, а делает всё равно по-своему? Не окажутся ли и они на деле теми же слепыми исполнителями?
    — Посмотрим. Да я сама знаю, что тут куча сложностей. Но разве ты можешь предложить что-то лучшее?
    — Не могу. Ладно, попробуем.

    И Ладослав, сначала поупиравшись, признал, что именно таким людям следует стоять рядом с князем. Ведь иначе Волеслав будет не за князя, а против — и тогда дело точно не пойдёт.
    Получается, что Волеслав с Ладославом (и их последователи в земном мире — более-менее тоже) за счёт взаимных уступок сошлись на этом.    Так что согласие между Деяном и его советниками стало залогом устойчивости власти.