Мечта Фрейи

    Вернувшись в явь, Фрейя прежде всего пригласила Навну в Норвегию (впрочем, мало кто в земном мире пока воспринимает это пространство как единую страну).
    Там налицо то, что творилось бы на Руси без Соборной Души и единой власти: хроническая война между разными конунгами (и кем угодно ещё) — и толстая хаосса ползает, разжиревшая на кровопролитии, словно гигантская пиявка. Многим такое осточертело, они жаждут какого-то твёрдого порядка. Простейшее решение подсказывает уицраор, пока маячащий привидением: все, кто за мир, должны дружно поддержать сильнейшего из конунгов, чтобы он передавил прочих и водворил мир. Но так получится тирания. Фрейя намерена опираться на тех, кто, стремясь к установлению прочного порядка, хочет сохранить свободу. А свобода совместима с порядком лишь там, где люди способны улаживать свои раздоры сами, не доводя до того, что только власть способна усмирить их своими грубыми средствами, как расшалившихся детей.
    Навна смотрит на Норвегию — и вспоминает, как до появления Жругра стремилась установить на Руси порядок с помощью тех, кто способен всех понять и примирить. И видит, что у норманнов таких людей заметно больше, а другие гораздо охотнее к ним прислушиваются.

    — Я уведу их в Исландию, — сказала Фрейя. — Там и построим новый мир, правильный.
    — А здесь ничего не выйдет?
    — Нет, слишком страшна хаосса и слишком укоренилось мнение, что только единовластие её обуздает. А в Исландии порядок обеспечит Союз миротворцев…

    И нарисовала то, что раньше грезилось самой Навне: страна в виде кольца отчин, непреодолимого для хаоссы, ибо внутри — народный идеал столь совершенный, что обеспечивает единство народа, не нуждаясь ни в какой власти. И сказала:
    — Вот так будет в моей стране — скоро.
    Так сказала, словно и в жизни уже почти так, как на рисунке, осталось разве что чуток доработать.

    Навна сейчас будто на себя со стороны глянула. Хоть Фрейя и выросла в другом мире и во многом страшно далека от русской богини, но чем-то на неё удивительно похожа. И тоже пронзает мечтой толщу времени и видит вроде вовсе неправдоподобное будущее. Или мираж? Ведь Навна уже смирилась с тем, что в сколь-нибудь обозримой перспективе подобное недостижимо. Но сразу поверила Фрейе — именно потому, что сама такая.

    Соборицы перемахнули в пустынную ещё Исландию.

    — Вот здесь построим свой мир без власти. Смотри…
    Фрейя показывает своё будущее царство уверенно, словно то уже существует. Тут очень многое унаследовано от Норвегии: Фрейя подходит к делу основательно, вводит лишь необходимые ей новшества, не пытаясь переиначить всё подряд.
    — Здесь каждый чувствует себя в ответе за порядок во всей стране, не перекладывает на власть ровным счётом ничего — а потому та излишня. Обязанности по поддержанию порядка полностью распределены между людьми.
    — Полностью? — восхищённо-недоверчиво переспросила Навна. — Но хоть какая-то власть, пожалуй, всё-таки нужна — конечно, полностью подчинённая Союзу миротворцев.
    — Общий закон будет, общий тинг, общий суд; но ты же исполнительную власть имеешь в виду?
    — Конечно.
    — Её не будет ни в каком виде.
    — Но вот, допустим, злодей какой-нибудь, убийца — что с ним делать?
    — Судить (можно заочно, если не пойман) и объявить вне закона.
    — А ловить и казнить его кто будет?
    — Пострадавшие от него — и те, кто захочет им помочь.
    — Но ты не хуже моего знаешь, какие бывают сложности, если все вынуждены сами вершить правосудие — кто во что горазд. Гораздо надёжнее, когда есть какая-то постоянная дружина, которая обязана исполнять решения суда и вообще следить за порядком
    — Да, так было бы надёжнее. Но я это обдумывала со всех сторон; нет, нельзя, чтобы была такая дружина.
    — Почему?        
    — Сразу найдётся множество желающих заискивать перед её предводителем, чтобы её силой повернуть в свою пользу любое дело — хоть бы и вопреки закону и правде. Влияние того предводителя начнёт расти как на дрожжах — и он превратится в конунга.
    — И Союз миротворцев не сможет этому помешать?
    — Не сможет. И по мере того, как тот предводитель превращается в настоящего конунга, Союз миротворцев будет разваливаться, пока вовсе не сгинет. Не может Союз сосуществовать с конунгом. Люди, которые могли бы составить Союз, только тогда и стягиваются друг к другу, когда нет конунга. Поэтому бессмысленно пытаться создавать Союз в Норвегии и вообще где-то в большом мире, надо на чистом месте — причём сразу позаботиться о том, чтобы там не мог появиться конунг или кто-то вроде него.
    — Но ты уверена, что Союз миротворцев сможет поддерживать мир и порядок, не обладая никакой властью?
    — Уверена, — ответила Фрейя без тени сомнения. — Уважающий себя человек должен обеспечить своим близким безопасность, а она возможна, лишь если в стране мир. Значит, каждый обязан вносить свою лепту в поддержание порядка в стране. Это его долг перед своими родными. А если с иной стороны глянуть, то помогать родным мирно выходить из любой распри — долг каждого перед страной, поскольку это вклад в поддержание мира в стране. А кто этого не понимает — тому в нашей стране места нет.
    Вот как переплетены долг перед страной и долг перед родными. И не только в сознании самой Фрейи, но и в мыслях её народа — потому что таков созданный ею народный идеал. Он настоятельно требует от людей того, что Русомир в силах всего лишь ненавязчиво рекомендовать. Оба идеала утверждают заботу о родных как высшую ценность, но исландский идеал уточняет: лучшая забота — обеспечить родным возможность жить в мире со всеми. А значит, в случае распри наилучший не тот, кто убьёт много врагов, а тот, кто найдёт путь к примирению на приемлемых условиях. Если даже враждующие сами не в состоянии достичь согласия, то обратятся к тому, кто ближе их к народному идеалу, кто способен найти выход. А при таком умонастроении действительно можно сохранять порядок в стране без помощи железной руки власти.

    Мир Фрейи плывёт у Навны перед глазами — не потому, что всего лишь предполагаемый, а от восторга. То, что у неё самой было смутной мечтой, а сейчас и вовсе ушло в тень, у Фрейи — несомненное близкое будущее. А почему несомненное? Отчасти потому, что норманны намного лучше славян готовы обустроить жизнь таким образом, а удалённая Исландия — гораздо более подходящее место для этого, чем Русь. И всё-таки главная причина того, что Навна поверила в такую перспективу, — сама по себе уверенность Фрейи. Мираж приблизился и стал осязаемым.

    — Когда-нибудь и на Руси так будет, — вымолвила Навна мечтательно. — А сейчас в ту сторону и не сдвинуться.
    — Так посмотрим.
    Они вернулись на Русь. Походили, поглядели. Нет, в том направлении действительно не тронешься. Тем более что и саму Навну всё же больше тянет не туда, а в Поле. Сначала нужен Жругр — без него в нашем мире страшно. А Фрейе не страшно? Навна напомнила:
    — Рано или поздно уицраоры доберутся и до Исландии — и тебе всё равно потребуется свой уицраор, чтобы защититься.
    — Вот потребуется — тогда и вырастим — самого идеального, надеюсь.

    А почему бы нет? Когда-то предки Фрейи вроде забились в глушь — и там сумели вырастить таких необычных уицраоров. А теперь Фрейя уйдёт вовсе к Полярному кругу и, быть может, там доведёт дело пращуров до логического завершения, вырастит вовсе идеально управляемого уицраора, вроде воплотившегося без искажений Жарогора. Чем сплочённее народ, чем меньше он нуждается во власти для поддержания порядка — тем легче ему управляться с уицраором. Так что всё возможно.
    — Но когда ещё он потребуется, — заметила Фрейя. — А пока делаю что задумала.
    — Это чудесно, — заключила Навна. — У тебя всё получится, без сомнения. А я всё-таки приручу Жругра.

    И Фрейя улетела обратно за море, как валькирия к Одину, вот только уносила она не душу павшего воина, а свою новую мечту, оставив труп старой мечты в зубах Жругра.