Мечта Фрейи

    Вернувшись в явь, Фрейя тотчас нарисовала то, что грезилось и Навне: страна в виде кольца отчин, непреодолимого для хаоссы, ибо внутри — народный идеал столь совершенный, что обеспечивает единство народа, не нуждаясь ни в какой власти. И сказала:
    — Вот так будет в моей стране — скоро.
    Так сказала, словно и в жизни уже почти так, как на рисунке, осталось разве что чуток доработать.

    Поражённая Навна будто на себя со стороны глянула. Хоть Фрейя и выросла в другом мире и во многом страшно далека от русской богини, но чем-то на неё удивительно похожа. И тоже пронзает мечтой толщу времени и видит вроде вовсе неправдоподобное будущее. Или мираж? Ведь Навна уже смирилась с тем, что в сколь-нибудь обозримой перспективе подобное недостижимо. Но сразу поверила Фрейе — именно потому, что сама такая.

    Они перенеслись в Норвегию (впрочем, мало кто в земном мире пока воспринимает это пространство как единую страну). Тут налицо то, что творилось бы на Руси без Соборной Души и единой власти: хроническая война между разными конунгами (и кем угодно ещё) — и толстая хаосса ползает, разжиревшая на кровопролитии, словно гигантская пиявка. Многим такое осточертело, они жаждут какого-то твёрдого порядка. Простейшее решение подсказывает уицраор, пока маячащий привидением: все, кто за мир, должны дружно поддержать сильнейшего из конунгов, чтобы он передавил прочих и водворил мир. Но так получится тирания. Фрейя намерена опираться на тех, кто, стремясь к установлению прочного порядка, хочет сохранить свободу. А свобода совместима с порядком лишь там, где люди способны улаживать свои раздоры сами, не доводя до того, что только власть способна усмирить их своими грубыми средствами, как расшалившихся детей.
    Навна смотрит на Норвегию — и вспоминает, как до появления Жругра стремилась установить на Руси порядок с помощью тех, кто способен всех понять и примирить. И видит, что у норманнов таких людей заметно больше, а остальные гораздо охотнее к ним прислушиваются. Так что Фрейе есть на кого опереться. Но слишком уж страшна хаосса… пожалуй, с нею не совладать.

    — Да, тут ничего не выйдет, — подтвердила Фрейя. — А значит, уйдём туда, где никто не помешает обустроить жизнь правильно.
    И соборицы перемахнули в пустынную ещё Исландию.

    — Вот здесь построим свой мир без какой бы то ни было власти. Смотри…
    Фрейя показывает своё будущее царство уверенно, словно то уже существует. Тут очень многое унаследовано от Норвегии: Фрейя подходит к делу основательно, вводит лишь необходимые ей новшества, не пытаясь переиначить всё подряд. Превратить людей в ангелов она не надеется, а значит, исходит из того, что и здесь тоже случаются кровавые распри. Но для их пресечения не требуется вмешательство власти. Фрейя пояснила:
    — Здесь каждый чувствует себя в ответе за порядок во всей стране, не перекладывает на власть ровным счётом ничего — а потому та излишня. Обязанности по поддержанию порядка полностью распределены между людьми.
    — Полностью? — восхищённо-недоверчиво переспросила Навна.
    — Да. Уважающий себя человек должен обеспечить своим близким безопасность, а она возможна, лишь если в стране мир. Значит, каждый обязан вносить свою лепту в поддержание порядка в стране. Это его долг перед своими родными. А если с иной стороны глянуть, то помогать родным мирно выходить из любой распри — долг каждого перед страной, поскольку это вклад в подержание мира в стране. А кто этого не понимает — тому в моей стране места нет.
    Вот как переплетены долг перед страной и долг перед родными. И не только в сознании самой Фрейи, но и в мыслях её народа — потому что таков созданный ею народный идеал. Он настоятельно требует от людей того, что Русомир в силах всего лишь ненавязчиво рекомендовать. Оба идеала утверждают заботу о родных как высшую ценность, но исландский идеал уточняет: лучшая забота — обеспечить родным возможность жить в мире со всеми. А значит, в случае распри наилучший не тот, кто убьёт много врагов, а тот, кто найдёт путь к примирению на приемлемых условиях. Если даже враждующие сами не в состоянии достичь согласия, то обратятся к тому, кто ближе их к народному идеалу, кто способен найти выход. А при таком умонастроении действительно можно сохранять порядок в стране без помощи железной руки власти.

    Мир Фрейи плывёт у Навны перед глазами — не потому, что всего лишь предполагаемый, а от восторга. То, что у неё самой было смутной мечтой, а сейчас и вовсе ушло в тень, у Фрейи — несомненное близкое будущее. А почему несомненное? Отчасти потому, что норманны намного лучше славян готовы обустроить жизнь таким образом, а удалённая Исландия — гораздо более подходящее место для этого, чем Русь. И всё-таки главная причина того, что Навна поверила в такую перспективу, — сама по себе уверенность Фрейи. Мираж приблизился и стал осязаемым.
    — Когда-нибудь и на Руси так будет, — вымолвила Навна мечтательно. — А сейчас в ту сторону и не сдвинуться.
    — Так посмотрим.
    Они вернулись на Русь. Походили, поглядели. Нет, в том направлении действительно не тронешься. Тем более что и саму Навну всё же больше тянет не туда, а в Поле. Сначала нужен Жругр — без него в нашем мире страшно. А Фрейе не страшно? Навна напомнила:
    — Рано или поздно уицраоры доберутся и до Исландии — и тебе всё равно потребуется свой уицраор, чтобы защититься.
    — Вот потребуется — тогда и вырастим — самого идеального, надеюсь.

    А почему бы нет? Когда-то предки Фрейи вроде забились в глушь — и там сумели вырастить таких необычных уицраоров. А теперь Фрейя уйдёт вовсе к Полярному кругу и, быть может, там доведёт дело пращуров до логического завершения, вырастит вовсе идеально управляемого уицраора, вроде воплотившегося без искажений Жарогора. Чем сплочённее народ, чем меньше он нуждается во власти для поддержания порядка — тем легче ему управляться с уицраором. Так что всё возможно.
    — Но когда ещё он потребуется, — заметила Фрейя. — А пока делаю что задумала.
    — Это чудесно, — заключила Навна. — У тебя всё получится, без сомнения. А я всё-таки приручу Жругра.

    И Фрейя улетела обратно за море, как валькирия к Одину, вот только уносила она не душу павшего воина, а свою новую мечту, оставив труп старой мечты в зубах Жругра.