Медвежонок

    Создать условия для появления на свет Жругра очень непросто — именно потому, что он первый в династии, ему не от кого родиться, надо подготовить среду для его самозарождения.
    Прежде всего требуется шавва. Она уже есть — её источают души сторонников Ладослава. Но они — лишь массовая опора единовластия, это люди ведомые — а князь не может вести их один. Непосредственное его окружение должны составлять люди, более-менее подобные Илье Муромцу, — а для таких Ладослав не авторитет, им нужен собственный идеал. И такой нашёлся.
    Жил в Низовской земле человек, характером сильно похожий на будущего былинного Илью Муромца — он понимал не просто необходимость единовластия, но и то, что само по себе оно к победе не приведёт, — надо ещё, чтобы и люди стали другими — хотя бы те, что идут впереди всех. Можно называть его Дружемир, поскольку он — идеал нарождающейся русской дружины. Свою правду он отстаивал очень напористо, что и привело его к безвременной гибели. Но на небеса он взошёл, полный энергии и желания продолжать своё дело. И ещё более воодушевился, обнаружив, что Яросвет с Навной готовы всячески его поддерживать.
 
    А поддержка Дружемиру очень нужна, ибо он на небесах будто в ссылке — связи с земными людьми нет. Если идеи Ладослава и Волеслава легко понятны и не слишком обременительны, а потому широко популярны, то Дружемир указывает узкий тернистый путь, на который мало кто решится ступить — и тем более твёрдо им следовать.
    Но выручили вестники Яросвета — больше некому.
    Ещё когда Русомир с помощью Волха прорвался в души и мысли ильменцев и прогнал с Ильменя Святогора, Навна убедилась, что в таком деле без вестников демиурга не обойтись. Что подтвердилось и на этот раз, когда десантироваться в земной мир должен Дружемир.
    Вестники (а их раз-два и обчёлся) до сих пор занимались кто чем, просвещали людей всяк по-своему, не обязательно даже общаясь между собой. А теперь первыми различили в небесах Дружемира и поняли: пора объединяться для большого дела. Тогда они потянулись друг к другу — и составили дружину Жарогора. А нужна она вот почему.

    Вестники Яросвета — общность столь же важная, сколь и расплывчатая. К ней можно отнести любого, кто достаточно ясно видит, что сейчас нужно для гармонии между Русью и Землёй, и действует в этом направлении — в какой бы то ни было сфере, не обязательно государственной. Отец Навны в земной жизни был таким вестником. Сила вестников в ясном понимании обстановки, слабость — в малочисленности и разобщённости. У каждого из них энергия уходит на то, чтобы верно понять демиурга и в какой-либо форме донести его идеи до людей; добиваться же взаимопонимания между собой вестникам часто недосуг, а совместно вести за собой народ они и подавно не могут. А у иерархии уицраора наоборот: она способна сплотить весь народ в ведомую единой волей могучую силу, но запросто может свернуть с указанного демиургом пути, даже увлечь всех в пропасть.
    Жарогор призван согласовать эти две страшно разные силы; назначение его дружины — вписать вестников Яросвета в иерархию Жругра, причём в качестве руководства.
    Жарогор как бы между Яросветом и Жругром: он уицраор, подобно Жругру, но уицраор идеальный, легко меняющийся по воле демиурга. Соответственно, и дружина Жарогора — на стыке между земными вестниками Яросвета и иерархией Жругра.
    Когда вестники (хотя бы часть их) объединяются вокруг какой-то определённой государственной идеи, делаются достаточно единой силой, то это и есть дружина Жарогора. В идеале им положено составить верхушку иерархии Жругра, направлять всю её деятельность. Сама по себе иерархия вполне уицраорская, в ней всё по приказу, и приказы — от Жругра, но он уже столь похож на Жарогора, что фактически без искажений передаёт людям приказы Яросвета. Противоположный вариант: дружина Жарогора отсутствует или, во всяком случае, лишена возможности влиять на иерархию уицраора. Тогда Жругра как такового нет, потому что уицраор, вовсе на Жарогора не равняющийся, — уже не Жругр. На практике подняться до первого варианта невозможно, а свалиться до второго русские боги не позволят, так что на деле всегда получится некий компромисс. Но он бывает очень разным; чрезвычайно важно, насколько Жругр близок к Жарогору.

    И вот несколько вестников Яросвета составили первую дружину Жарогора.
    Её усилиями Дружемир стал более-менее различим из земного мира — и вокруг него начали стягиваться те, кто душой мало-мальски похож на Илью Муромца или хотя бы желает стать похожим.

    — Всё-таки слишком мало их, — сомневается Навна.
    — Достаточно, чтобы родился Жругр, — отвечает Яросвет.

    Мало или достаточно — это смотря с чьей колокольни смотреть. На Дружемира равняется очень малая часть народа — что сильно угнетает Соборную Душу. А демиург привык, что его всегда понимают лишь немногие; несколько десятков человек, сплотившихся вокруг Дружемира, — для Яросвета уже нечто весомое.
    А им нужен предводитель. Лучше всего подходит Деян — один из влиятельных вождей Низовской Руси, прославившийся в войнах с хазарами и их сателлитами. Вестники Яросвета стали его поддерживать — и через какое-то время именно вокруг него и стали объединяться все последователи Дружемира.
    К ним также прибивались люди, готовые слепо повиноваться Деяну во всём — или из доверия ему лично, или из готовности идти за всяким, кто вроде бы способен водворить сильную власть. Это уже адепты уицраора, а не Дружемира. Таких побольше, но тоже немного.
    Получается, сторонники Жругра — в очевиднейшем меньшинстве. Народ смотрит на них косо и уж тем более не склонен идти за ними. Они — как голова без тела. Однако они есть — и знают, кого именно желают видеть князем, беспрекословно ему подчиняются. А есть в земном мире такая общность — есть и условия для появления её метафизического воплощения, то есть уицраора (пусть пока властью не обладающего).

    Вот тогда Жарогор и пробил стену между высшим миром и низшим, воплотился в реального уицраора. Вернее сказать, в высшем мире Жарогор остался самим собой, а в мире уицраоров появилась его аватара.
    Поскольку возможности новорожденного уицраора пока очень малы, то похож он на метафизического медвежонка, а никак не на медведя. В более поздние времена русским богам и в голову не пришло бы короновать столь слабое существо. Но пока настоящих уицраоров здесь нет, сожрать его некому — а потому Яросвет с Навной не стали тянуть, возложили на медвежонка уицраорскую корону и нарекли его Жругром.

    Впрочем, пока Навну особенно беспокоит не столько слабость Жругра, сколько сложности с его приручением. Как оно в теории, ей давно известно в подробностях, не зря перелопатила биографии множества уицраоров. Но сейчас, когда на её попечении самый настоящий живой уицраор, те знания часто не выручают: то, что так глубоко изучила, оказывается в данном случае бесполезным, зато часто требуется что-нибудь такое, чего она либо вовсе не  знает, либо как бы знает, а применить почему-то не может.
    Она и впрямь чувствовала себя так, словно в своей земной ещё жизни медвежонка выкармливает. Зачем? Ну, скажем, чтобы потом стадо от волков охранял. Не будет? Так и из геора, говорят, такой же конь для соборицы, как из медведя пастух. Вот такого рода сомнения пилили Навну. Смогу по-настоящему привязать Жругра к себе — или он, выросши, меня же первую и растерзает? А вот надо его душу изучить. А душа уицраора жаждет наведения порядка. Причём порядок он понимает, можно сказать, по-медвежьи, и действует всегда тоже по-медвежьи; тут ничего не изменишь, уицраор есть уицраор. Чтобы им управлять, Навна должна внушить ему свою мечту. Но как вообще находить с ним общий язык? Как добиться, чтобы уицраор тоже шёл навстречу, сознавал, в чём именно он должен уступать?

    Конечно, создавая стратегию для Жругра, Яросвет вплёл в неё категорическое требование: «Слушайся Навну!» — с разъяснением, что иначе смерть. Но донести подобную мысль до уицраора очень нелегко — по нескольким причинам.
    Во-первых, мышление любого уицраора догматично; он считает свою программу высшей истиной, а себя, следовательно, всезнающим; а раз так, то выглядывающее из той же программы требование кого-то слушаться воспринимает как некий диссонанс, пятое колесо в телеге.
    Во-вторых, для нормального взаимодействия Навны и Жругра требуется много людей, которые хорошо понимают их обоих, — только они способны проводить в жизнь стратегию Жругра в её истинном, с Соборной Душой согласованном виде. А сейчас их совсем мало.
    А в-третьих, действительно слушаться Навну — это ещё уметь надо. Жругр должен дозреть до способности адекватно воспринимать и исполнять указания Соборной Души.
    Так что сложностей выше головы. Выверты жругрова мышления нередко ставят Навну в тупик; поди разберись, на что нарвалась в том или ином случае — на нечто непреодолимое, или на лёгкое недоразумение, которое следует преодолеть, или на каприз, который сам пройдёт. Распутывая такие хитросплетения (порой успешно, а порой запутываясь до горьких слёз), Навна понемногу проникалась сознанием того, что значит растить собственного уицраора. Страшно хитрая наука.

    Пожалуй, самый каверзный узел — клубок вопросов насчёт отношений между уицраором и предполагаемым князем. Князь ведь человек, он будет проводить уицраорскую стратегию в меру своего понимания, да и вообще как-то по-своему. Искажение этой стратегии князем — всегда неизбежность. И как Жругр должен воспринимать такие искажения, что должен внушать своим самым верным слугам? Признать, что князю виднее, — так программа в искажённом виде и будет выполняться. Требовать, чтобы вразумили князя, — так тем самым подрывается авторитет человека, который олицетворяет самого Жругра. Тут в каждом случае надо решать отдельно, выбирать из двух зол меньшее. А Навне следует угадывать (да, обычно именно угадывать, ибо всё рассчитать редко удаётся) подход Жругра к каждому из таких вопросов — и решать, соглашаться с ним или настаивать на чём-то ином.
    Тут множество нюансов — и в столкновениях с ними изначальная стратегия уицраора конкретизируется, приобретает практический вид; а Навна следует за её извивами и старается её подправлять по-своему.    Тяжкая — в разных смыслах — работа. Очень уж сложно соборице путешествовать по жутким лабиринтам уицраорской души и не сгореть от её созерцания. Однако деваться некуда. Если Навна по-настоящему поймёт Жругра, то сможет на нём летать, как бы ей ни мешали. А если не поймёт — тогда не сможет, даже когда никто не препятствует.
    Впрочем, какие там если? Сколь ни страшен Жругр, а все сомнения Навны — поверхностные; в глубине души уверенность в успехе полнейшая.