Своя планета
Навна часто углубляется в Завтрашнюю Россию [1], дополняет её и подправляет, постоянно оглядываясь на то, что есть сейчас. Словом, мысленно выращивает будущее из настоящего.
Самая важная часть дела — населить Завтрашнюю Россию. Причём выдумывать её жителей с нуля совсем ни к чему. Лучше действовать иначе.
К примеру, вообразить какого-то вполне реального нынешнего ребёнка перелетевшим в то будущее — и прикинуть, каким он станет, оказавшись в таких условиях. Занятие для Навны более чем привычное. Она ведь ещё в детстве — то во сне, то в воображении — переносилась в Поле вместе со всеми обитателями своего теремка, и там, на настоящей воле, они менялись — конечно, в лучшую сторону. Да и в бытность уже Соборной Душой пользовалась тем же приёмом всякий раз, когда требовалось населить очередной мир будущего. Так что теперь проделывает такое с лёгкостью и обычно без грубых ошибок.
Кого-то из таких виртуальных детей будущего Навна детьми и оставляет, а кому-то помогает вырасти — вот так получаются уже взрослые молодые граждане Завтрашней России.
Заселять её людьми среднего возраста проще — они (поскольку до того будущего предположительно 20—30 лет) уже и сейчас живут на белом свете. Так что, опять же, надо взять какого-либо современного ребёнка — ну а дальше он в воображении Навны взрослеет (а Завтрашняя Россия тем временем превращается из мечты в реальность).
С пожилыми проще всего, поскольку задача сводится к перемещению в будущее кого-то, кто уже и сейчас взрослый, а потому сравнительно легко предсказать, каким он будет потом.
Человек, о котором здесь пойдёт речь, тоже уже взрослый. Дадим ему условное имя Странник. Каков он сейчас — про это в следующей главе, а пока о несколько ином. Этого человека Навна тоже спроектировала в мир будущего. Там он знаменит — прежде всего как писатель-фантаст, довольно точно изобразивший Завтрашнюю Россию ещё тогда, когда о ней мало кто задумывался, а потом написавший много других книг. И Навна порой заходит к нему в гости.
На сей раз она застала его с «Часом Быка» в руках — а «Туманность Андромеды» рядом на диване лежит раскрытая.
Своё обращение к классике он объяснил так:
— То, что у Ефремова каждый человек способен разумно судить о делах всей планеты — прямо-таки чудесно. Тогда есть смысл даже глобальные вопросы решать сообща, голосованием. Не абы как проголосуют, а со знанием дела.
— В идеале так и должно быть, — согласилась Навна. — Но на ефремовской Земле это достигнуто, кроме прочего, за счёт страшной унификации человечества.
— Да я понимаю. Конечно, на самом деле человечество всегда будет не в пример разнообразнее, чем изобразил Ефремов. И потому всегда будут разногласия, по сравнению с которыми все споры между жителями ефремовской Земли — пустяки. В реальности даже один русский народ гораздо сложнее, чем у Ефремова всё человечество, — хотя бы потому, что, к примеру, кто-то верит в Бога, кто-то нет, у кого-то родители такие, у кого-то совсем другие, а потому воспитание разное, и так далее и тому подобное, и так всегда будет. А куча различий — куча потенциальных разногласий. Даже внутри одного народа! А всякие сложности в отношениях между народами? Они же никогда никуда не денутся.
— Так оно и есть. Но раз уж Ефремов изобразил то, чего не должно быть и не будет, зачем ты его так внимательно перечитываешь?
Писатель положил «Час Быка», не закрывая, рядом с «Туманностью», поглядел на обе — и ответил:
— Насколько верно Ефремов показал будущее — это одно, а как его герои относятся к родной планете — совсем другое. Второе меня и притягивает. Ведь там каждый понимает Землю, каждый способен здраво судить о том, что для неё полезно, а что вредно. Сам понимает — и действует соответственно — не по указке начальства, не назло начальству, не из своекорыстных побуждений, а исходя из понимания блага Земли — подчеркну, не из каких-то лихорадочных фантазий или мёртвых догм, а из настоящего взаимопонимания с планетой, основанного на знании её и всего, что на ней есть. Человек разумно заботится о ней, а значит, она для него в полном смысле своя. Своя планета, своя для каждого!
Навне ли такого не понять! У неё даже мелькнуло сомнение: «А может, он просто говорит то, что мне самой хочется слышать? Иначе говоря, я его неправильно нарисовала?» Однако лишь мелькнуло. На самом деле сказанное сейчас писателем звучит в Завтрашней России вполне естественно.
— Я хочу взять оттуда, — писатель указал на книги, — таких понимающих Землю людей и встроить их в настоящий мир будущего, где народы развиваются каждый своим путём.
— Но те же Дар Ветер или Фай Родис просто впадут в ступор при виде столь многоликого человечества — и, пожалуй, ничего в том мире не поймут.
— Точно? А если у них любовь к Земле, желание единства с ней перевесят всё остальное?
— Тогда поймут.
— Вот именно. К тому же я ведь не собираюсь в буквальном смысле переносить туда Дар Ветра или ещё кого-то. Речь лишь о переносе самой идеи такого глубокого, осознанного единства каждого землянина с Землёй.
— И что будет в твоей книге, если совсем кратко?
— Земля далёкого будущего, где каждый способен понимать планету не хуже, чем те же Фай Родис или Дар Ветер. Всё понимают — и даже способны по справедливости разрешать разногласия между народами… даже между своим народом и другими. Как-то так… если у меня получится это изобразить мало-мальски живо.
— Не уверен?
— Слишком сложно; опасаюсь накалякать что-нибудь совсем уж схематичное. Я ведь не потому хочу за это взяться, что уверен в успехе, а лишь потому, что жизнь заставляет. Нам ориентир нужен; пусть он где-то далеко впереди, пусть его только наши потомки достигнут — но всё-таки какой-никакой маяк, хотя бы направление указывает. А то ведь у нас многое не так. Нет настоящей гармонии ни внутри России, ни в отношениях с другими странами.
Навне не очень-то понравился такой отзыв о её милой Завтрашней России, но она тут же успокоила себя: «Для меня это светлое будущее, вот и молюсь на него, вижу прежде всего хорошее, а для него это уже настоящее, так что и смотрит на него критически, видит недостатки и думает над их исправлением». Однако всё же возразила:
— Но сейчас гармония человека со страной и планетой хотя бы признаётся чем-то правильным, соответствует народному идеалу. Умеет человек разумно судить о внутрироссийских делах — хорошо, его уважают за это. Умеет по справедливости судить о каком-то нашем конфликте с другим народом — тоже хорошо, и за это уважают. А кто не умеет, по крайней мере сознают, что это недостаток, от которого желательно бы избавиться. Уж во всяком случае не кичатся таким своим невежеством.
— Само собой.
— А что, в дни твоей молодости это тоже было само собой?! Да тогда считалось, что о таких заумностях заботятся большей частью больные на всю голову…
Тут Навна выпала из светлого завтра в нынешнюю явь, огляделась, словно после сна, и грустно констатировала:
— Вернее, так пока и считается…
1. О Завтрашней России — глава «В светлом будущем» — и следующая.