Две сказки
Бывают сказки воистину спасительные, указывающие путь (пусть окольный) к настоящему решению.
Такая сказка рождается тогда, когда человека припирает к стенке вопрос, на который сейчас не ответить, мысля лишь понятиями реального мира. И если она даёт ответ, верный хотя бы в самом главном, то это правильная сказка — такая, которой можно простить все её насмешки над логикой.
Первый теремок Навны [1] стал именно такой сказкой.
Ещё за час до его появления жизнь представлялась Навне в целом ясной (насколько это вообще требуется в десять лет). Помогать любому, кому можешь, и младших тому же учить — понятная высшая идея. И вдруг отец сказал, что помогать надо сразу всем!
Вот тогда в душе и голове Навны всё так перекрутилось и завихрилось, что вернуться на свои места смогло не раньше, чем она разглядела на отцовском щите свой будущий терем Соборной Души — тот, в котором сейчас и живёт.
Но насколько верно разглядела?
Настолько, насколько было возможно. Ну не мог же тогда нарисоваться перед Навной тот теремок, в котором она — Соборная Душа — руководит с небес воспитанием целого великого народа! Да она просто не поняла бы, что это за феерия ей привиделась. И если даже уяснила бы, кто такая Соборная Душа, то всё равно не получится вообразить в такой роли себя — это же крайне нескромно, а потому неправильно и невозможно. Словом, на настоящий теремок Соборной Души Навна тогда могла бы разве что любоваться, ничего не соображая, — и уж точно не посмела бы воспринимать его как свой дом.
Но ещё важнее другое. Юная учительница тогда вовсе не задумывалась о небесной жизни, полагая, что это не к спеху. Она была уверена, что её земной путь не может оказаться коротким, ведь это настолько ужасно, что невозможно. И потому не могла мечтать о чём-то, что сбудется лишь за гробом. Только по эту сторону бытия — и никак иначе.
И потому перед ней явилось то, что в тогдашней жуткой остановке сбыться никак не могло, — картина долгой счастливой земной жизни в окружении множества детей, а потом даже внуков и правнуков. Словом, прилетел другой теремок, сказочный — зато понятный. И сделал запутавшуюся было жизнь снова ясной. Ну а если там что-то нелогично — пустяки. Пусть будет нелогично — было бы красиво и понятно. Это правило успешно работает как в фантастике, так и в соборности, а в сказке особенно.
Вот в такой теремок она смело вошла как в собственный дом, сразу почувствовала себя там хозяйкой.
Так и жила в сказке долгие годы. А уж потом — через целую череду теремков — зерно истины постепенно прорастало, превращая сказку в быль. И однажды, уже на небесах, преодолев очередной подъём на своём жизненном пути, Навна увидела впереди сияющий терем Соборной Души в его истинном виде — и себя, соответственно, увидела такой, какой действительно должна стать. Иначе говоря, сказка взрослела, взрослела — и выросла в быль.
Но родиться она могла только сказкой.
И Страннику по идее надо бы идти прямиком в Завтрашнюю Россию — но что же делать, коли сейчас ему разглядеть её не легче, чем десятилетней Навне вообразить себя Соборной Душой? Завтрашнюю Россию не увидишь, не веря в возможность приручения политики народом (метафизически выражаясь, приручения Жругра Навной непременно с помощью Русомира). Умение каждого разумно судить о российских и глобальных делах — для Странника некая сверхпаранормальная способность, нечто невозможное в обозримом будущем. А значит, надо вести его туда, где счастливая жизнь обеспечивается чем-то, так сказать, в меру паранормальным, более правдоподобным в глазах Странника — хотя бы, к примеру, умением преодолевать границы параллельных пространств. Да, это сказка — но что же делать, если она правдоподобнее действительно достижимого будущего?
Поэтому наши путешественники идут таким путём — и скоро перед Странником, подобно теремку Навны, сказочным видением возникает вольный город Инск из романа Владислава Крапивина «Ампула Грина».