Вольный город Инск

    Сначала, впрочем, надо вкратце сказать о некой Империи, показанной в том же романе. Можно сказать, это та же современная Россия. Правда, в том параллельном мире после падения Советского Союза формально восстановили монархию, вернули дореволюционные чины и прочий антураж; но быт, нравы — всё наше.
    Есть в Империи город Ново-Заторск. Сам по себе вполне обычный. Но на соседней грани Кристалла на том же месте — тот самый Инск. Причём граница между двумя параллельными мирами здесь вся в разломах — и оттого два города как бы переплетаются всевозможными способами. Люди объясняют это по-разному — или даже просто отрицают факты.

    — Некоторые обитатели Ново-Заторска и прежде всего его властные структуры склонны полагать, что Инска просто нет на свете. Что он — этакая эмоциональная или, как сейчас принято говорить, виртуальная надстройка Ново-Заторска. Не то легенда, не то игра чьей-то фантазии и посему не имеет права на реальное существование.

    На самом же деле перемещения из Ново-Заторска в Инск и наоборот — обыденность. Что ведёт ко многим коллизиям — очень уж своеобразен «потусторонний» двойник Ново-Заторска. В каком-то смысле — настоящее иномирье, причём вовсе не потому, что находится в параллельном пространстве.

    Внешне Инск — вроде обычный русский город нашего времени. Вот только жизнь в нём устроена на удивление по-человечески. Ни воровства, ни хулиганства (не говоря уж о чём-либо посерьёзнее), ни отчуждения между народом и начальством — зато бескрайний простор для всяческого творчества.
    Словом, бытовые условия примерно те же, что у нас, но отношения между людьми совсем другие. Иначе говоря, налицо прорыв не в технике или ещё чём-то, а в человечности.

    Вот небольшой фрагмент из «Ампулы Грина» (повествование ведётся от имени недавно попавшего в Инск двенадцатилетнего Гриши Климчука, которого близкие зовут Грин).

    — Мальчик, подожди! У меня смертельно срочное дело. Дай на часик велосипед. Я его потом пригоню, куда скажешь… Пожалуйста!
    В другое время, в другом месте мне бы и в голову не пришло обращаться к незнакомому пацану с такой бредовой просьбой. Но я три недели (а казалось — целый век!) прожил в Инске и уже знал характеры здешних ребят. Мальчик сразу прыгнул с седла.
    — На… — И в глазах была тревога (не за свой велосипед, за моё «смертельное дело»).
    — Спасибо! Куда его прикатить?
    — Успенская улица, шесть.

    — В принципе такое и у нас возможно, — сказал Странник, — но выглядело бы как чуть ли не подвиг со стороны того мальчишки-альтруиста; а тут — обычное дело; а в Инске ведь не коммунизм.
    — Обычай такой, — ответила Навна. — Просят помочь — помоги.
    — Достаточное ли это объяснение? То, что там обычай    детям поодиночке не купаться и все его соблюдают — это понятно, а вот отдать велосипед незнакомому человеку — что-то другое.
    — Вообще-то не купаться одному, даже если очень хочется, — тоже не всегда просто для ребёнка, тут тоже сознательность нужна. А между тем польза очевидна: родители не боятся, что ребёнок утонет; отсутствие такого страха — тоже часть атмосферы Инска.
    — Это замечательно. Но с велосипедом всё-таки другое… Есть люди, которых лично знаешь, — и есть те, которых лично не знаешь; а Инск — довольно большой город, тут для каждого явное большинство — незнакомые. Но отношение к незнакомым — как к своим. Их даже чужими назвать язык не поворачивается — просто незнакомые, не более того.

    Да, суть дела Странник уловил. В Инске взаимным доверием связано много людей — вот что озадачивает. Будь их мало — удивляться было бы нечему. Ведь когда собрались вместе люди, которые доверяют друг другу, желают друг другу добра, то получается словно Инск в миниатюре. Нет тут потребности в надсмотрщиках; люди сами разберутся с любыми своими разногласиями; а уж велосипед одолжить — вовсе пустяк. Так что сама по себе атмосфера Инска — ничего фантастического, весь вопрос как она может держаться не в узком дружеском кругу, а в целом городе? Иначе говоря, каким образом незнакомые воспринимаются как свои?
    Может, место какое-то особенное, аномальное? В книгах Владислава Петровича такие места — не редкость. Вот, к примеру, Институтские Дворы — чудесное пространство из романа «Топот шахматных лошадок». Можно сказать, пространство добра.
    Не будем тут углубляться в его свойства, но одно всё-таки надо отметить. Вот как в той книге объясняется добрый характер Институтских Дворов:

    Дело в том, что никакие конфигурации не рождают внутри себя ни добра, ни зла, это установлено ещё в давние времена. Они могут лишь усиливать ту энергию, те эмоции и ощущения, которые оказались в пределах их контура. С чем это сравнить? Ну, скажем, чьё яйцо положишь в инкубатор, тот из него и вылупится. Может, соловей, а может, змея… Так и здесь… Нашему пространству и вам повезло. Когда его открыли, нашёлся тот, кто глянул на него с интересом и пожелал ему добра. Возможно, кто-то из вас заглянул туда первым, с доброй душой… Душу эту уловило информационное поле, уловили стабилизаторы — и начали раскрутку. А потом уже все вы добавили много хорошего. Тем, что стали жить на Дворах без всякой злобы и обид… А если бы оказался там первым какой-нибудь… ну, как говорят иногда студенты, «крутой мэн»… всё было бы иначе.

    Но, опять же, там мало людей — а тут целый город. Так что по аналогии с Институтскими Дворами получится объяснить только суть явления — но никак не то, что в Инске оно обрело такой масштаб, стало уже в самом деле общественным.

    Не видя ответа на этот вопрос, Странник пока отложил его в сторону и задумался о другом:
    — Как Инск может уцелеть рядом с огромной и глубоко чуждой ему Империей, если граница между параллельными пространствами весьма легко проницаема?
    — А почему нет? Бывало ведь в прошлом подобное сосуществование, причём в одном пространстве, а не в параллельных.
    — Например?
    — Исландия эпохи народовластия. А если в нашей стране — Новгородская республика.
    — Я в истории не силён… Разве в Исландии или Новгороде жизнь была устроена столь же человечно, как в Инске? — усомнился Странник.
    — Конечно нет. Но ситуация схожая. Тут огромная Империя — а рядом маленький Инск, где люди живут несравненно свободнее. Так и в тех примерах. Вот большая княжеская Русь, а рядом чуть ли не параллельный мир — Новгородская республика с выборной властью; и ведь весьма мирно уживались как-то несколько веков. С Исландией то же, только ещё рельефнее: какая-то малонаселённая бедная страна на краю света, а по части литературного творчества — во многом впереди планеты всей; ну ни дать ни взять параллельный мир или другая планета, поскольку в большом мире — совсем иные ценности.
    — Понятно. А впрочем, надо присмотреться…

    Явной вражды между Империей и Инском не наблюдается. Империя ведь не является каким-то исчадьем зла. Обычная бюрократическая система, косная и бездушная, но со своими обязанностями мало-мальски справляющаяся. Народ там очень разный — от замечательных людей до отъявленных мерзавцев; чиновники, правоохранители — то же самое. Словом, ничего особенного — и вполне нам знакомо — как достоинства людей, так и их пороки.
    Кстати, быт Империи полнее иллюстрирует другая книга Крапивина — «Тополята» (Странник заодно и её прочёл), тогда как «Ампула Грина» больше акцентирует внимание именно на тёмной изнанке имперской жизни.

    — Уж лучше бы и Инск был в «Тополятах», — заметил Странник. — Там как-то проще. А об «Ампулу» только лоб расшибёшь. Тут не сюжет, а гордиев узел из многих сюжетов, и всё время ломаешь голову, как увязать одно с другим (третьим, десятым), а над сутью всей книги и подумать некогда, она ускользает.
    — Как бы то ни было, а Инск — именно в этой книге, так что на ней и надо сосредоточиться. Да и вообще это самая глубокая книга — достающая аж до центра Земли, так что и копать надо именно тут.
    Странник раздражённо листает «Ампулу» там и сям — и наконец угрюмо констатирует:
    — Я не вижу, за что вообще ухватиться, чтобы начать распутывать тот узел…
    — Потому что упускаешь из виду главную героиню книги.
    — Кто же это? — удивился Странник, перебирая в уме женских персонажей романа.
    — Сама планета Земля. Приглядись — увидишь.