Побег на Луга

    «Индексная» прививка делается непременно в первый месяц жизни, а если почему-либо время упущено, то потом инъекцию производить поздно, она не даст эффекта — и всё, не получился полноценный человек, получился бич. Вернее, сначала бичёнок.
    Бичат изолируют от общества, воспитывают в закрытых интернатах, больше похожих на тюрьмы. Школы там скорее для проформы — хорошее образование безындам вроде ни к чему, один чёрт без индекса ни на какую нормальную работу не устроишься.

    — Они всё равно безнадёжные.
    — Как это?
    — Ну, как с неизлечимой болезнью… Что у них впереди-то? На работу их почти не берут, значит, рано или поздно всё равно уголовная статья. А девчонки куда? Замуж кто возьмет безындексную? Одна дорога…
    — И никакого выхода?
    — А какой выход? Машинное законодательство просто не предусматривает бичей…

    В общем, спецшкола для калек с рождения. Ведь индекс считается как бы жизненно необходимым органом тела — без него в Федерации куда тяжелее, чем без руки или ноги. Поскольку принцип «без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек» доведён в Западной Федерации до логического завершения. Индекс и есть «супербумажка».

    Но это же, с позволения сказать, условные калеки. Безногий, покинув Федерацию, безногим и останется, тогда как безындексный может превратиться в полноценного человека, если попадёт туда, где нет индексной системы. Но куда именно, и как, да и примут ли тебя там? Узнать ответы на эти вопросы для безынд означает найти путь к настоящей человеческой жизни.
    Впрочем, безындексные дети считают, что не хватает ответа лишь на второй из тех вопросов. Бичата твёрдо веруют в легенду о загадочных Лугах:

    — Это дальняя страна такая. Может, даже другая планета… Там все без индексов живут, и если кто-то сирота, ему сразу говорят: «Иди жить к нам». И луга кругом зелёные-зелёные… Только бы знать, как уйти…

    И ведь, оказывается, Луга — не вымысел. Действительно, в принципе возможно уйти на другую грань Кристалла, где жизнь устроена гораздо человечнее — и без всяких индексов.
    Тот параллельный мир изображён в другой повести из цикла о Великом Кристалле — «Крик петуха». Условно назовём его миром «Сферы», поскольку в нём (а точнее, в тамошней России) находится обсерватория «Сфера», исследующая возможности связей с параллельными пространствами.

    Но пересекать границу между этими двумя мирами умеют очень немногие.
    Учёный из «Сферы» Михаил Мохов проник в Вест-Федерацию — и немедленно был арестован как бич. Однако его выручили подпольщики, один из которых — упоминавшийся в предыдущей главе Хальк.
    Ему уже за сорок. Сын превращённого в пивовары строителя космолётов ненавидит Машинную систему с детства — и не только из-за отца и отвращения к самой по себе Машине, но ещё и потому, что сам ощущает себя забракованным ею: у него способности, развивая которые, можно научиться проникать в параллельные миры, — а зачем Машине такие люди? Они потенциально опасны для её власти — мало ли что там случится при контакте с параллельными пространствами, а Машине нужна стабильность, предсказуемость всего. Неудивительно, что Хальк стал деятельным участником подполья. Правда, оно — в силу своей малочисленности и оторванности от народа — не способно ни на какие крупные действия и может разве что помогать отдельным людям, которых Машина сильно прижала.
    Хальк помог Мохову бежать из-под стражи и нашёл надёжное укрытие, где тот занимается своими исследованиями. А его сын, школьник Витька, проникший в Вест-Федерацию вслед за отцом, скоро ещё лучше его научился перемещаться между параллельными пространствами.

    А вскоре Хальк встретился с Корнелием, которого не видал со школы.
    Встреча отнюдь не радостная. Корнелий волей случая (и из-за особенностей судопроизводства в Машинной системе) оказался в отчаянном положении — ему грозит смертная казнь ни за что. И вдруг он узнаёт от Халька, что может с его помощью перебраться в мир «Сферы» и хорошо там устроиться. И ушёл бы — но загвоздка в том, что во время предшествующих передряг он ненадолго сделался нелегальным воспитателем безындексных детей в интернате, слышал от них о Лугах, знал, что они прямо-таки молятся на Луга. И совесть не позволяет ему уйти одному, он решил попробовать увести с собой и ребятишек.
    Позже, когда эта история обретёт широкую известность, Корнелия будут оценивать по-разному. Например, «типичный обыватель из Реттерберга, лишь волею случая оказавшийся замешанным в события, которые привели к развалу Машинной системы». Или даже «бывший клерк, свихнувшийся на дешёвых киносериях». Да, в самом деле обыватель, ни к каким приключениям не стремившийся, и в историю эту угодил случайно, и сериалы смотрел, как все. Героем по натуре он ни в какой мере не был. Зато был добрым человеком. А теперь судьба повернулась так, что его право ощущать себя человеком вдруг оказалось под сомнением. Вот скроется он сейчас один на Луга — а дети, которые буквально живут мечтой о тех самых Лугах, так и останутся гнить в проклятом интернате, как в могиле. И ладно ещё, если бы у Корнелия не было никакой возможности их выручить. Но он же пока числится в интернате воспитателем, имеет туда доступ — и может воспользоваться этим, чтобы попробовать организовать побег. Правда, дело очень опасное, оно запросто может кончиться тем, что его схватят и казнят. Но если Корнелий, имея хоть какой-то шанс вызволить детей, предпочтёт сбежать без них, то кто он после этого? Словом, «типичный обыватель» оказался перед выбором: стать или героем — или скотиной; остаться просто человеком не получится.

    Навне тут всё ясно. Она сама когда-то легко взлетела из горящего града на небо, а младшие брат и сёстры, как и прочие обитатели её теремка, остались где-то в небытии — у них же не было той огромной духовной энергии, какую накопила в земной жизни будущая Соборная Душа. И потому она тащила их за собой — и через много лет всё-таки вытащила, воскресила — уже для небесной жизни. А это, прямо скажем, подвиг. Да, но Навна так старалась вовсе не потому, что ей хотелось совершить подвиг, а просто потому, что не могла бы ощущать себя человеком, бросив тех, к кому ещё в земной жизни привыкла относиться как к собственным детям. Вот и всё объяснение.
    У Корнелия то же самое: он стал героем, поскольку это оказалось единственной возможностью остаться человеком. Другой «типичный обыватель» на его месте мог поступить так же — а мог и наоборот. Тут уж у кого что сильнее: сознание того, что ты человек, — или страх за свою шкуру. Обыватели тоже разные.

    Вывести бичат из интерната Корнелию всё-таки удалось, а Витька Мохов переправил их в мир «Сферы» — иначе говоря, на Луга, где никого не волнует, есть ли у тебя какой-то там дурацкий индекс. Бичата превратились в нормальных детей.

    Навна сделала вывод:
    — И кто тут сумел вырвать детей из лап Машины? Люди, у которых ещё более навороченная машина? Нет, люди, сами по себе обладающие способностями, которых, как нынче принято думать, не бывает.

    Но на Луга ушли не все узники интерната. Один, выбравшись со всеми на волю, просто отправился домой. Ведь у него, в отличие от остальных, есть дом и родители. И индекс раньше был — но пропал.
    Последнее выглядело в Западной Федерации нонсенсом.

    Невозможно, чтобы живой человек перестал излучать! А у этого — глухо! Сто профессоров мозги вывихнули, месяц его исследовали в разных клиниках. Нет индекса, хоть расшибись…

    В итоге десятилетнего Цезаря Лота просто спихнули в интернат — к другим бичатам, так что вместе с ними он и сбежал.
    Но он же не такой, как они. Его товарищи по несчастью ничем не привязаны к миру, в котором родились, они чужие для всех — и с радостью уходят на Луга. А у Цезаря здесь родители — причём находятся под арестом из-за подозрений, не причастны ли они каким-то непостижимым образом к пропаже индекса у сына. И он отправляется их разыскивать. Чем кончится такое безрассудство — очевидно, и потому Корнелий, отправив бичат на Луга, сам остался в Вест-Федерации, чтобы попытаться помочь Цезарю.

    С этого начала раскручиваться история уже самая что ни на есть политическая.
    Ведь в действительности Цезарю прекрасно известно, куда запропал его индекс. Мальчик сам его удалил — благодаря своим паранормальным способностям. И может проделывать то же с другими людьми.
    А скоро выяснилось, что стирать индексы умеет также Витька Мохов — правда, не ладонью, как Цезарь, а с помощью миниатюрной «шаровой молнии». Любопытно, что точно так же эти ребята заживляли у людей раны или очищали кровь от занесённой присосавшимся клещом заразы. Получается, индекс — тоже болезнь, раз уж уничтожается подобно вредоносным бактериям.
    Коротко говоря, сначала Цезарь с Витькой удаляли индексы тем, кому требовалось укрыться от властей, а потом уже и всем подряд — а дальше выяснилось, что многие из лишившихся индекса людей обретают способность стирать их и у других, — словом, началась лавинообразная деиндексикация. Машинную систему затрясло (ну не предусмотрена в ней ситуация, когда у людей пропадают индексы, тем более массово; Машина с ума сходит, постоянно сталкиваясь с «тем, чего не может быть») и в итоге заклинило.
    Можно сказать, теперь вся Вест-Федерация оказалась выброшена на Луга — в том смысле, что нет больше над ними Машины. Надо — хотя подавляющее большинство вовсе того не желало — учреждать какую-то человеческую власть.