Царство Главной Машины
Прежде всего, ключевой вопрос: способны ли летающие по параллельным мирам герои Крапивина защищать себя и других от зова роботов, от порабощения техникой?
Особенно остро такой вопрос поставлен писателем в повести «Гуси-гуси, га-га-га…». Там показана некая Вест-Федерация, где человеческую власть заменила диктатура Главной Машины.
Это суперкомпьютер, планирующий всё и вся в государстве; роль людей в общественных делах — вспомогательная. Население (за очень малым исключением) вполне довольно Машиной — под её управлением живётся неплохо.
Власть перетекала от людей к Машине постепенно, и переломным моментом стало введение системы обязательных индексов. А что это за штука?
Каждому родившемуся в Вест-Федерации делается прививка, под воздействием которой человек начинает излучать индекс, то есть свой уникальный идентификатор.
Индекс — это основа жизни. Это сумма изначального обеспечения и государственной страховки, положенная тебе от рождения. Это постоянный медицинский контроль. Это ненадобность всяких документов. У каждого носителя индекса есть в Центральном государственном информатории персональный диск, на котором записано об этом человеке абсолютно всё: от группы крови и оценок за каждый класс школы до любимого блюда и уровня контактности с окружающими.
Ты поступаешь на службу, и электронный контролер кадров за доли секунды набирает о тебе сумму сведений и сообщает — годишься или нет. И, если не годишься, даёт совет, куда с твоими способностями лучше пойти. Если, не дай Бог, ты попадаешь в больницу из-за простуды, автокатастрофы или неумеренного возлияния, врач в мгновение ока узнаёт всю твою медицинскую подноготную и во всеоружии принимается за бесплатный квалифицированный ремонт. Если заказываешь в баре «У тетушки» фужер «Калейдоскопа» с мятным трюфелем, кассовый автомат сам вычитает из записанной на диске твоей наличности нужную сумму — без всяких пошлых чаевых и возни с бумажками и медяками…
А могучие нейроэлектронные мозги Всеобщего административного Контроля и Управления по наблюдению за лояльностью неусыпно варят свои государственные мысли, чтобы каждый гражданин Западной Федерации мог занять в жизни место, достойное своих знаний, трудолюбия и склонностей. Ибо нет ничего важнее устройства счастливых человеческих судеб…
Получается тоже вариант зова роботов: Главная Машина столь эффективно избавляет людей от множества забот, столь усердно «делает их счастливыми», что мало кто задумывается о настоящей цене такого счастья. И люди превращаются в этаких домашних животных, благоденствующих под опекой мудрой Машины и пекущихся лишь каждый о своей частной жизни — а про общее благо размышлять излишне, его Машина обеспечит.
В основе её программы — благополучие среднестатистического человека, как тот сам его понимает. В этом смысле диктатура Машины есть диктатура Обывателя. Вот причина её прочности.
В таком сонном царстве более всего процветает индустрия развлечений, а всё «шибко умное» отбрасывается. Если ранее, в эпоху Космической революции и всеобщего прогресса, разнообразные научные проекты росли как грибы, то по мере упрочения власти Главной Машины они пачками идут под нож. Что, естественно, оборачивается жизненной катастрофой для людей, вложивших в них душу.
Вот разговор между двумя героями книги (тогда ещё мальчишками) — Корнелием Гласом и Альбином Ксото (Хальком). Хальк упомянул о строительстве космического суперкрейсера — к тому времени прерванном, поскольку такие корабли попали под запрет.
— Мой папа там на строительстве работал. В группе навигационных систем… Ты думаешь, он всегда пивоваром был? — Горькая нотка проскользнула у Альбина.
Корнелий иногда встречал отца Альбина, инженера Ксото, который работал на местном пивоваренном заводе, налаживал там какие-то автоматы. Старший Ксото был молчаливый, сутулый, седоватый… Вот откуда его угрюмость! Сперва строил космолёты, а теперь…
— Хальк, а почему их запретили?
— Говорят, мешают стабильности. Многое ведь позапрещали…
— И их совсем разломали?
— Нет, огородили верфь, сказали: надо отложить до удобного времени…
— А! Значит, зонг?
Альбин кивнул.
Что такое «зонг», знали все мальчишки. «Законсервированные объекты научных групп». Зонги встречались повсюду: обнесённые забором с проволокой площадки и целые поля. За оградами прятались недостроенные лаборатории, буровые установки, ненужные теперь испытательные полигоны и прочие бесполезные объекты, из-за которых наука чуть не двинулась по ошибочному пути. Хорошо, что люди вовремя спохватились, им подсказала верную дорогу Главная Машина: цель общества — благополучие каждого человека, а не бесполезное рысканье среди отвлечённых проблем и «загадок Вселенной».
Словом, Машина методично подавляет рвущийся к открытиям научно-технический авангард общества. И почти всё население на её стороне. Причины для того есть.
К примеру, мать Корнелия Гласа оценивала предшествующую эпоху бурного развития так:
— Да провались оно, это научное развитие! Мало нам ещё, да? Едва не довели Планету до цепной реакции…
О какой цепной реакции идёт речь — не уточняется, но ясно, что слабо контролируемый научно-технический прогресс изрядно напугал людей, вынудило их искать управу на бешеных экспериментаторов, готовых ради своих прожектов рисковать хоть всей планетой. Но кто будет решать, какие именно научные проекты нужны, а какие бесполезны или даже опасны? Вообще-то решать должны сами люди… но ведь компетентен в этом лишь тот самый авангард, доверие к которому подорвано. Получается, большинство народа не соображает в тонкостях науки, а соображающему меньшинству не доверяет. В это противостояние авангарда с большинством и вклинилась Главная Машина, постепенно забравшая в свои лапы планирование развития общества. Непутёвый авангард отменён Машиной, ликвидирован как общественный слой. Роль авангарда взяла на себя Машина. А человеческое ли это общество, если впереди шествует машина?
А если ещё глубже копнуть, конфликт между авангардом и большинством — проявление розни людей вообще. Неспособность человека по справедливости оценивать себя и других создаёт бесконечные раздоры из-за того, кто полезнее для общества и кому что причитается. На таком всеобщем раздрае всегда вырастала жёсткая власть — как единственный гарант хоть какого-то порядка. Ну а Главная Машина — идеальный бессмертный Диктатор.
А индекс имеет для господства Машины решающее значение, поскольку привязывает каждого человека к Машине персонально — и связь эта становится для человека важнее связей с людьми. Не всё ли равно, как оценивают друг друга люди, ведь хорошо жить будут всё равно те, у кого индекс хороший, — то есть те, к кому благоволит Машина. С плохим индексом высоко не поднимешься, даже если с людьми ты в ладу. А ужаснее всего в таком мире — не иметь индекса вовсе. Безындексный человек (сокращённо — бич, иначе — безында) — изгой в мире Машины. Есть и такие — причём бичами оказываются с самого рождения.