Золотой век

    Добравшись до своего времени, Навна вспомнила и о своём пространстве.
    Очень уж плохо она знает мир славян — можно сказать, только в статике, а надо видеть ещё и в динамике, в полёте сквозь века и тысячелетия. Раньше такая потребность не слишком ощущалась, но после столь познавательного путешествия по мировой истории стала настоятельной. И главное тут отнюдь не в самой по себе любознательности, а в том, что живую воду для брата и сестёр можно отыскать лишь в минувших веках своего родного мира, а не на берегах Эврота или Тибра.
    Пора окунуться в прошлое собственных предков — и вынырнуть оттуда с живой водой.

    Что представляет собой живая вода — для Навны совсем не тайна, поскольку очевидно, чего именно не хватает Радиму для воскрешения.
    Он не оживает потому, что незачем: нет пути в будущее. Само желаемое будущее Радиму ясно: это возрождённое прошлое — то, что было до обров, а оно известно из рассказов старших. Вопрос в том, каким путём достигнуть светлого завтра, то есть как следует себя вести в настоящем, каким быть. Святогор объяснил — но оказался неправ, отчего следовавший за ним Радим провалился в небытие, откуда выберется не раньше, чем сестра выведет его на иной путь — указываемый Яросветом. А как выведет? Нарисует будущего живого и полного сил Радима; так нарисует, что брат захочет стать таким и воскреснет. Вот такая картина и есть живая вода.
    Но Навне ли не знать, что нельзя просто заменить неправильное мировоззрение человека на правильное. Нет, Учительница подходит к делу иначе: надо вырастить новое из старого. Радим — сторонник Яросвета (иначе говоря, русский Радим) вырастет из Радима — сторонника Святогора.
    Навна справится с такой задачей, лишь когда уяснит, как вообще увязшие в прошлом люди превращаются в таких, какие нужны будущей Руси. Жизнеспособное будущее можно лишь вырастить из прошлого — которое прежде следует основательно изучить.

    И вот Яросвет повествует о том, что творилось в Поле раньше, а Навна иногда задаёт вопросы — откуда-то из седой старины, в которую сейчас погрузилась.

    Ощущение такое, словно перед тобой внезапно распахнулась дверь, в которую много лет безуспешно ломишься; влетаешь в новое пространство, ошарашенно озираешься — и что видишь? Здесь уже есть наготово то, что в современности представляется вожделенной мечтой, — вольная жизнь в Поле. С одной стороны, это чудесно, а с другой — обескураживает: привычный смысл жизни исчез, надо искать новый.
    Нет обров. И никакого иного столь же страшного врага тоже нет. Есть соседние племена, но они не сильнее нас, и мы их не боимся.

    Но кто тут такие мы?
    Чтобы получше это представить, Навна мысленно переносит сюда людей, среди которых выросла. Однако быстро обнаруживает, что те, вдохнув воздух древности, делаются какими-то другими, даже не вполне знакомыми; её родители и те на себя не так уж похожи.
    Мама тут на диво жизнерадостна — страх её не гнетёт, она уверена в будущем своих детей. То же относится и к отцу, но у него ещё заметнее другое: он здесь не ломает голову над тем, как бы попытаться вернуть нам Поле, а просто живёт в Поле — и даже (с другими подобными ему людьми) оберегает его от бед, что не слишком сложно, потому что обстановка в целом понятна.

    Большой и открытый понятный мир — вот что совершенно непривычно. Прежде ничего подобного Навна не видала.

    Правда, свой понятный мир у неё когда-то был — первый теремок. Но он маленький и закрытый от большого мира, в котором обитают обры и прочие ужасы. Причём закрытый не собственной силой теремка (ну какая у него могла быть сила?), а мечами и копьями словенской дружины. А когда выяснилось, что и эта защита ненадёжна, то первый теремок сгорел — а второй оказался непредсказуемым и неуправляемым, да и вообще с тех пор никакого понятного мира Навна не знала, её носит по неведомым просторам, где она не теряется лишь потому, что держится сначала за отца, а теперь за Яросвета.
    Хуже того — даже у Яросвета и его соратников нет своего понятного мира, они лишь пытаются его построить. Русь будет огромной и открытой, твёрдо стоящей на доброй Земле и никого не боящейся; но это же лишь предполагаемое будущее — а сейчас Навна видит то, что было на самом деле. Её предки живут в Поле, никого не боясь.

    Она в Золотом веке Поля.

    Он не в том смысле золотой, что тут всё безмятежно и умиротворённо. Покоя Поле не знало никогда. Оно огромное, плодородное, притягивающее к себе многих — и притом открытое, в него может вторгнуться с любой стороны кто угодно, и укрыться от пришельцев негде, можно только их прогнать — если силы и храбрости хватит. Поэтому здесь издавна жили лишь племена, способные за себя постоять, но и не слишком агрессивные (если наживать врагов без необходимости, то рано или поздно задавят). Для таких племён тут и впрямь Золотой век. Они несколько остерегаются друг друга — а по-настоящему не боятся никого.
    Кому-то покажется, что и сейчас возможно подобное: те же авары господствуют в Поле и вроде никого не боятся. Ан нет, ещё как боятся — только не чужеродцев, а своего же всевластного кагана. А предки Яросвета и Навны не боялись вообще никого — в том числе собственной власти.
    Вот в чём очарование Золотого века: настоящего страха нет ни перед кем вообще. Здесь власть если даже есть, то понятная, народу вполне подотчётная.

    А почему здесь племя не нуждается в жёсткой власти, всё за всех решающей и превращающей всех в единый кулак? Да потому что таковой нет и у соседей. Уместно сравнить государство с дубиной: сильному она ни к чему, коли кругом все тоже безоружны; ему для безопасности достаточно одних своих мускулов. И своё государство не требуется, пока у соседей его тоже нет.

    Потому-то перенесённый в Золотой век отец Навны не похож на себя. Ведь на самом деле он провёл свою земную жизнь, без заметного успеха пытаясь что-то противопоставить Аваору, который выстроил людей в единую иерархию и заставил их действовать по его уицраорской воле. А тут нет уицраора, люди исходят из человеческой логики — вот её и надо понимать, чтобы предвидеть ход событий, а оттого самому действовать разумно и уметь дать дельный совет другим. А вот с этим отец Навны вполне справляется — и потому здешняя жизнь для него понятна и предсказуема. Более того — даже управляема, и не в мелочах, а в целом: мир в Поле держится ведь не сам собой, а благодаря таким людям, как отец Навны. Тем, кто всегда может всех понять и всех примирить. Такие миротворцы и внутри племени улаживают конфликты, и помогают избегать столкновений между племенами.
    Именно благодаря таким людям в Поле сохраняется относительный мир — а значит, и относительная свобода.

    А сама Навна чем там занята? Иначе говоря, каков в Золотом веке её теремок? Надо его сюда перенести.