Словенский князь
Через несколько лет после того восстания умер Аттила. Держава гуннов погрузилась в смуту и рухнула. Теперь словенская дружина оказалась в гораздо более выгодном положении. Она принялась сколачивать вокруг себя славянские племена, возглавляя их продвижение в Поле. И быстро росла — отчасти потому, что у потомственных словен стало куда больше шансов дожить до зрелого возраста, но главное, победоносная дружина притягивала людей со стороны намного сильнее, чем прежняя гонимая.
Люди в объединённых дружиной племенах тоже понемногу сознавали себя словенами, так что возникало новое явление — словенские племена. И назревало их сплочение уже против дружины. Племена хотят, чтобы она добросовестно выполняла свою роль и не слишком многого требовала в награду. И чем прочнее они закрепляются в Поле, чем увереннее там себя чувствуют, тем меньше они склонны терпеть своевластие дружины, всё решительнее настраиваются либо обуздать её, либо вовсе от неё избавиться.
Ни дружина, ни племена не понимают, что они страшно нужны друг другу и сейчас самое время объединиться по-настоящему.
Ведь мало кто сознавал, что происходит всего лишь возвращение в Поле, а не настоящее возвращение Поля. А разница огромна. Да, оставаясь при старом своём мышлении, славяне могут вернуться в Поле… на какое-то время, пока нет сильного врага. А придёт из Азии новая хорошо организованная орда — и спасайся кто может. Ведь славянам не закрепиться в Поле, не умея при надобности превращаться в единое войско — что предполагает единовластие. Так что сейчас воевода словенской дружины должен стать князем. Но если Святогор отвергал такое раньше, то разве признает сейчас, будучи в эйфории? Так что его последователи ещё более прежнего мнят себя самыми лучшими — и ещё менее склонны к неприятным для них новшествам.
Вырвавшийся на простор Святогор всё более запутывается в собственных противоречиях, которых не видит — а потому получает удары с самых неожиданных сторон. И чем сильнее спотыкается, тем чаще его выручает Яросвет, который тогда уже входил в число вождей. Прочие вожди равняются на Святогора — и блуждают вместе с ним, а Яросвет порой подсказывает верные решения, помогает сглаживать противоречия с племенами. Становится всё более полезным для других вождей дружины… и всё более чужим.
— Как ты с ними уживаешься? — спросила Навна, по-прежнему бродящая в той эпохе с Дингрой на руках.
— Как и твой отец уживался с другими вождями. Иногда позарез нужен человек, способный мыслить и действовать не как принято, а как надо. Его не любят — но в нём нуждаются. Потому меня и терпели.
Но ситуацию не исправить, пока Яросвет — всего лишь один из вождей; он строит разумные отношения с племенами — а другие ломают. И налицо уже угроза всеобщего восстания, которое уничтожит дружину — вместе с едва нарождающейся Русью.
Святогор сознаёт, что дело плохо, но корень зла видит не в себе, а в том, что дружина плохо на него равняется и потому распоясалась. И всё-таки признаёт, что единовластие может быть иногда полезно — как тактический приём, чтобы приструнить дружину. А потому всё внимательнее поглядывает на Яросвета — тот известен своей справедливостью и уважаем в племенах, так что надо на время дать ему полную, княжескую власть. Пусть — года за два-три — прижмёт разболтавшуюся дружину, успокоит племена — после чего князь более не нужен, можно возвращаться к прежним порядкам. Получается, Яросвету предстоит вывести Святогора из дебрей, в которые тот забрёл, на чистое место, где Святогор в поводыре не нуждается.
Но Яросвет видит, что это всё иллюзии. Во-первых, так быстро порядок не навести, а во-вторых, возвращаться потом к прежнему нельзя: Святогор опять скоро залезет в топь. Да и как вернуться? Если уж люди в племенах привыкнут, что есть князь, у которого всегда можно найти правосудие, то как они воспримут откат к старому? Нет, княжескую власть следует установить раз и навсегда.
Но пока эти разногласия остаются скрытыми. Так что словенская дружина провозгласила Яросвета князем, обещав подчиняться ему во всём. А он уже тогда предвидел, что жить на этом свете ему осталось немного — слишком уж различается видение будущего у него и у дружины.
Яросвет наладил отношения с племенами, твёрдо взял дружину в руки и направил её энергию на восток — воевать со степняками. Трудов и опасностей у дружины заметно прибыло, вольности — убыло. Она готова была потерпеть какое-то время — однако постепенно до неё доходило, что терпеть придётся неопределённо долго. Святогор свирепел, подозревая, что князь умышленно тянет, хочет обманом сделать свою власть постоянной.
Навна уже знала, что знакомое ей с детства сказание о Святогоре и князе основано именно на тех событиях. Она спросила:
— В этом и заключаются унижения для Святогора, о которых говорится в сказании?
— Да, в этом. Он делает то, что должен, и получает за это то, что ему можно дать. Но если у него сильно завышенные требования, то он в любом случае будет считать себя униженным. А главное, он желает знать, когда же всё это закончится, когда вернётся прежняя вольность — а её возвращать нельзя, он просто не заслужил её.
Навна переживает и за Яросвета, и за Святогора — обоих понимает. И выход видит всё тот же, чудесным Жругром-Жарогором подсказываемый:
— Вот если ты сможешь объяснить Святогору, что он имеет то, чего заслуживает, — всё будет хорошо.
— Ему не объяснить. Можно лишь его заменить.
— Русомиром?
— Вернее, идеалом, который он олицетворяет (сам Русомир тогда ещё не родился). Впрочем, сути это уточнение не меняет. В любом случае заменить идеал может лишь Соборная Душа.
Навна ощутила жуткую пустоту на месте себя самой — ведь она же должна была водворить новый идеал в теремки, повернуть детей от Святогора к нему. И не только детей — тут взрослых надо срочно перевоспитывать, что гораздо труднее. Ощутив весь ужас положения Яросвета, выпрыгнула из прошлого, вернулась в своё время.
— А дальше что?
— Два года Святогор меня терпел, а потом окончательно решил, что я вожу его за нос, — на том моя земная жизнь и кончилась. После чего Святогор опять взял власть в свои руки — и дело кончилось восстанием племён и разгромом словенской дружины. А не стало дружины — и Русь опять превратилась чисто в мечту, без связи с явью.
— Значит, и ты земную жизнь использовал не полностью.
— Так и есть; хотя по сравнению с тобой у меня не так уж плохо, вдвое дольше там пожил. Правда, не представляю, как я мог бы тогда победить. Но это теперь ясно, а тогда соотношение сил было не столь очевидно, я же многого попросту не знал. К тому же всегда ведь надеешься на лучшее — особенно когда другого пути всё равно нет.
— Это точно, — согласилась Навна, вспомнив, как тоже надеялась на лучшее, даже когда обры уже ворвались в град.