Живая вода

    Готовясь к воскрешению брата, Навна рисует будущую Русь, создаёт одну картину за другой, чтобы было понятнее брату… и ей самой. Больше всего беспокойства вызывает, разумеется, вопрос об отношениях между князем и богатырями. Эту тему Навна обрисовала во всех (как ей казалось) ракурсах, всевозможными способами доказывая, что князь всё знает и никогда не обманет, а потому принимать его слова на веру — не значит лишиться свободы. Князь-советчик тут сильно смахивал на живое воплощение Дельфийского оракула — только выражался несравненно яснее. И потому у Навны Жругр — тот самый белоснежный Жарогор, и ни намёка на хоть какое-то его сходство с Кощеем. Теперь сомнений на этот счёт у неё нет, по простой причине: Радим воскреснет, лишь признав Жругра, а признать он может только такого Жругра, который неотличим от Жарогора, а значит, Жругр и есть Жарогор, и нечего сомневаться.
    Нарисовала, любуется, мечтает. Наконец её настигает и больно бьёт по затылку тяжёлая мысль, от которой до сих пор удавалось убегать: многое следует сверить с Яросветом, а как уточнять с ним картину, которую он наверняка вовсе не примет всерьёз?
    Долго исследовала своё творение под таким мрачным углом зрения, что-то добавляла и подправляла. Потом бросила это занятие. Беда ведь не во второстепенных деталях, а в князе-советчике. Без него вся картина рушится, но Яросвет в него не верит абсолютно — и никак данное противоречие не устранишь и не обойдёшь. Окончательно осознав эту горькую истину, тем не менее решительно схватила всю кипу рисунков и отправилась к Яросвету.

    Тот, выслушав её горячие, щедро проиллюстрированные объяснения, в князя-советчика нимало не поверил, зато понял, что она всё равно пойдёт именно этим путём, поскольку ничего, кроме него, сейчас перед собой не видит. И обстоятельно ответил на все её вопросы насчёт деталей, ни слова не сказав о том, согласен ли с идеей в целом. Он чувствовал, что сквозь нарисованную Навной феерическую картину просвечивает некая важная истина, которой надо дать дозреть.
    — Замечательно, — воодушевилась Навна. — Значит, живая вода для брата у меня уже есть. Но ты уверен, что мы с тобой во всём правильно разобрались?
    И глядит умоляюще и требовательно. Вот в чём загвоздка: что и как делать, Навна уже решила, но ей, как всегда, надо за кого-то держаться, для чего необходимо зачислить Яросвета в свои единомышленники. Ну как быть? Ответить что-то вроде «свои выдумки рассказывай от своего имени»? Но для неё «я так думаю» — одно, а «мы с Яросветом так думаем» — совсем-совсем другое, не в пример более весомое. Ну как она будет оживлять брата, опираясь лишь на шаткое «я так думаю», всё время сомневаясь? Яросвет никак не выказал своих колебаний, а решительно подтвердил:
    — Да, мы с тобой всё правильно поняли, и ты сумеешь оживить брата. Я в тебя верю.
    Окрылённая Навна улетела к брату с живой водой, а Яросвет остался в раздумьях насчёт крайней сомнительности своего поведения с демиургической точки зрения. Вот что такое он только что подтвердил, под каким планом, можно сказать, свою подпись поставил? Всё-таки нельзя столь вольно обходиться с истиной… но куда деваться, коли жизнь заставляет? Давно он не ощущал столь отчётливо, что хотя демиурги умнее всех в мире, но даже их разум отнюдь не охватывает всей невообразимой сложности жизни, а потому порой разумнее уступать какой-либо иной логике. Так и сейчас. Навна, конечно, неправа, она какую-то сказку выдумывает… но, может, тут сказка и нужна?