Теремок Соборной Души
Первый небесный теремок Навны, опустев, стал лишним, растаял в прошлом — и она возвела новый. Он во многом непохож на прежние. Те предназначались для весьма узкого круга своих, причём живших в том же мире, что и сама Навна. А её новый дом, сам находясь на небесах, будет объединять вокруг себя весь русский народ — земной и небесный.
Правда, в земном мире народа пока нет, но будет же — и тогда Навна никак не сможет уделять каждому человеку столько внимания, сколько каждому ребёнку из своего земного теремка. Так что самый действенный способ влияния на людей — через их идеалы. А потому главные ученики в новом теремке — Русомир и Всемила.
Впрочем, Всемила сейчас несколько в тени, поскольку главное — подготовить Русомира к решающей схватке со Святогором.
Пока Святогор явно сильнее (то есть притягательнее для словенской дружины) — но он уже достиг своего потолка (поскольку вполне собой доволен), чего никак не скажешь о Русомире — тот оценивает себя очень критически и изо всех сил подтягивается к высшему образцу, известному под именем Земомир.
Это отвлечённый образ, который не может быть воплощён в каком-то реальном человеке, даже самом превосходнейшем. Основа его — идеал человека с точки зрения планеты. Но поскольку в разных местах условия разные, то и требования Земли к людям несколько различаются. Так что Земомир — не идеальный человек вообще, а идеальный русский человек. Его образ рисует Яросвет — и, в принципе, мог бы изобразить каким угодно, вот только демиургу подобная свобода творчества ни к чему, он выше этого, он старается не выдумывать отсебятину, а предельно точно отобразить волю Земли.
Русомир знает, сколь тяжело ему подтягиваться к такому идеалу. Они в слишком неравных условиях. Земомир — образ пластичный, легко подправляемый, тогда как народный идеал неотделим от своего народа, неспособен слишком подняться над ним, может тянуть его к совершенству лишь насколько тот позволяет; а любой народ весьма упрям. Слишком поднявшийся над народом идеал становится непонятным, превращается в нечто отвлечённое, перестаёт служить действительным ориентиром — словом, перестаёт делать своё дело; нельзя ему становиться слишком хорошим, как то ни странно может звучать. Так что учиться у Земомира можно лишь выборочно. Русомир должен знать, чему он сейчас должен научиться непременно, чему — не совсем обязательно, но желательно (и в какой мере желательно), а чему учиться нынче нет смысла.
Да и отношение к Земомиру вообще тоже должно быть сбалансированным — Русомиру следует глядеть на свой идеал снизу вверх, но в меру. И очень сложно ту меру соблюдать. Если Русомир свалится в самодовольство — станет считать высшим идеалом не Земомира, а самого себя; если в самоуничижение — будет взирать на Земомира как на кумира, которому скорее поклоняешься, чем берёшь с него пример. Сколь ни противоположны самодовольство и самоуничижение, а равно ведут к тому, что Русомир остановится в развитии.
Словом, тут запутанное переплетение разнообразных сложностей, самостоятельно разобраться в которых народному идеалу затруднительно уже потому, что это несвойственная ему работа. Его дело — самому служить для людей ориентиром, а стратегию своего собственного развития ему лучше уж получить в готовом виде от того, у кого талант понять каждого и каждому помогать совершенствоваться. Вот почему Русомир признал Навну своей учительницей. И теперь она сосредоточилась на нём, как недавно на своём брате.
В чём именно Русомир должен брать пример с Земомира? Тут много вечного: Земомир добрее, умнее, великодушнее (список этот можно продолжать сколько угодно) любого реального идеала — и Русомир старается сократить такой разрыв. Однако лучше заострим внимание не на вечном, а на временном, эпохальном: сейчас Земомир — идеал людей, способных жить при единовластии, оставаясь людьми, а вот Русомир не знает, как провести своих последователей между Сциллой отрицания единовластия и Харибдой слепой покорности власти. Вот в чём Русомир должен обязательно подтянуться к уровню Земомира, поскольку иначе ни за что не сможет повернуть лицом к себе святогорову дружину. Соответственно, и для Навны именно это важнее всего.
И она знает, что дело тут ужасно трудное. Даже в странах с многовековым опытом государственности людям крайне сложно пробираться между такими Сциллой и Харибдой (достаточно хотя бы Тацита почитать, чтобы понять, сколь тут всё тяжело), а что уж говорить о народах, подобного опыта ещё не наживших?
В некотором смысле новый теремок Навны походил на самый первый. Ведь в том и другом налицо идеал, не подлежащий никакому сомнению, никакой критике, просто данный свыше. Но в первом теремке это был Святогор, являвшийся народным идеалом, а теперь народный идеал присутствует в теремке в качестве ученика, равняющегося на иной, соборности неподвластный образец. А вот такое Навне в земной жизни не могло и присниться. Всё, что вне соборного мира, представлялось тогда чужим и потому подозрительным. А теперь ясно, что отнюдь не всё таково. За пределами соборного мира — остальной Земоград, то есть тоже свой мир. Конечно, опасно тащить оттуда на Русь что попало и как попало (одно хорошее отнюдь не всегда совместимо с другим хорошим), но самою Землёй указываемый идеал человека — не что попало, а его гармония с Землёй гарантирована не кем-нибудь, а Яросветом… да Навна теперь и сама соображает, что с Землёй в ладу, а что — нет.
Пора покончить с заточением на небесах, надо начинать продвижение в земной мир.