Земоград

    Попозже, когда обжигающие воспоминания её более-менее отпустили и мысли переключились с прошлого на будущее, Навне стало ясно, что совсем не зря ныряла в кошмар прошлого. Теперь она гораздо лучше понимала вечно беспокоящуюся о своих бесчисленных детях Землю, более-менее представляла себя на её месте. И поняла, что это не так уж невероятно — глядеть на мир глазами самой Земли, в действительности будучи всего лишь одной из собориц. Навна же ещё в земной жизни привыкла глядеть на брата и сестёр глазами матери, на деле будучи всего лишь старшей сестрой. А тут получается нечто схожее… во всяком случае, сходства достаточно, чтобы на него опереться.

    Она вернулась в детство, в ту пору, когда у неё ещё и теремка не было. Вот в очередной раз получилось так, что её оставляют на весь день дома за старшую. Мать даёт ей указания — а она всё внимательно слушает… но не в частностях суть дела, а в ответственности: ты остаёшься за меня, дом — на тебе, младшие — на тебе… словом, будь на моём месте. И Навна в самом деле ощущает себя на её месте. В подобных случаях она входила в роль матери семейства столь органично, что потом (когда мама вернётся) нелегко было возвращаться на своё действительное место. А сейчас Навна воображает, что её родительский дом — Земоград, а мама — сама богиня Земля. И когда вообразила, то та самая богиня протянула руку откуда-то из немыслимой выси, подняла Навну туда и поставила рядом с собой.
    Внизу лежал Земоград — земной и небесный. И свой теремок (будущий — дворец Соборной Души) Навна сверху увидела, а в нём — себя. И ощутила себя уже частичкой совсем другого, невообразимо обширного мы. Мы — все, кто есть на Земле, будь то люди или муравьи, демиурги или уицраоры, реки или облака, — словом, все. Это тоже своего рода соборный мир — только соборность, объединяющая столь разные существа, несравненно сложнее той, что собирает людей в народы. Она и есть стержень Земограда, она превращает в единую силу всех, кто занимает на Земле своё место и не посягает на чужое.
    То, что Земля добрая, для Навны всегда было одной из тех истин, в которых просто нельзя сомневаться: усомнишься — мир зашатается. И не сомневалась. А теперь разглядела воочию, на чём та истина держится. Мы — признающие друг друга, а потому способные жить в согласии друг с другом, а в конечном счёте с самой Землёй — сильнее тех, кто только себя и признаёт. Сильнее именно за счёт того, что можем опираться друг на друга, будучи даже очень разными. Разумеется, это бывает очень непросто, тут думать надо. Однако демиурги, лучше всех знающие мир, найдут выход из буквально любого положения — и для себя, и для тех, кто следует за ними. Сама Навна со своим соборным мышлением запросто может забрести не туда — на этот счёт у неё иллюзий нет; но Яросвет в любом случае подскажет выход. Поэтому её жизненный путь никогда не зайдёт в глухой тупик; Земля свою верную помощницу не бросит, она в самом деле добра к тем, кто достоин её доброты.

      — Будь на моём месте, — сказала Земля, — представь, ты вместо меня… побудь здесь за старшую.
     До чего же Земля сейчас похожа на маму! Навна уже и не совсем понимает, то ли по-прежнему находится в детстве, дома, то ли в тереме Земли. Картина Земограда наполовину перекрыта воспоминаниями — маленькими братом и сёстрами, лавкой, печью, пряжей и прочим.
    — Глянь повнимательнее на себя отсюда, — сказала богиня. — Чем ты себе не нравишься?

    Навна разглядывает ту Навну, что внизу, но та теряется, заслоняется самой младшей сестрёнкой. «Вот на неё я сейчас и похожа, — подумалось печально. — У неё ответственности за дом никакой, потому что маленькая и не соображает ничего, ну а я о планете забочусь не больше, чем она о доме. Вот она у печки ползает, и кто знает, что ей вздумается — может, головешку вытащить, а почему бы нет? Вон то полено загорелось только с дальнего конца, а с ближнего ещё холодное, вполне можно за него ухватиться и дёрнуть, если умишка нет. А я сейчас к Жругру отношусь не более разумно, чем она к печке».
    Сравнение Жругра с печкой не такое уж странное, если вдуматься. Без печи дом не дом, но она же может его сжечь, если недоглядеть. И Жругр Земле очень нужен — но если отобьётся от рук, то будет для Земли не лучше пожара. А Навна, собравшись управлять таким опаснейшим зверем, не прочувствовала до сих пор, что отвечает за него перед планетой. Вроде искренне соглашается со всем, что Яросвет ей говорит о Земограде, Гагтунгре, глобаорах и прочих вещах планетарного значения, — а саму всё равно тянет к тому, что лишь бы побыстрее обзавестись Жругром, дабы покончить с обрами, а там видно будет — авось не позволим ему взбеситься. Разве можно столь безалаберно относиться к требованиям Земли? Соборице, глухой к голосу планеты, нельзя доверить Жругра. Это столь же очевидно, как то, что Навну нельзя было оставлять дома за старшую, прежде чем она научится аккуратно топить печь.

    Навна выбралась-таки из воспоминаний о детстве, сурово оглядела себя с небес и сокрушённо ответила на поставленный Землёй вопрос:
    — Я только о своих думаю. Только о Руси, а до всего Земограда мне как бы и дела нет. Поэтому и к Жругру отношусь безответственно. И отсюда вижу, что так нельзя, мы должны защищать Земоград все вместе… а туда вернусь и… боюсь, будет всё по-прежнему. Всё у меня неправильно, вся я неправильная, хватаюсь за то, к чему не готова… но я исправлюсь!
    — Это правильно, что ты думаешь прежде всего о Руси, — умерила её самокритику Земля. — Не может мать к своим детям относиться так же, как и ко всем остальным, и Соборная Душа не может относиться к своему народу так же, как к остальным. Но надо заботиться и о том, чтобы Русь твёрдо стояла на планете, не провалилась в тартарары. А для этого Русь должна быть прочно встроена в Земоград и ни при каких условиях не связываться с моим главнейшим врагом. А кто это?
    — Гагтунгр.
    — И для тебя он должен быть главнейшим врагом — не только на словах и в мыслях, но и в глубине души. Лишь тогда ты будешь со мною вполне соборна.
    Главнейшим — вот в чём суть. На деле у Навны Гагтунгр заслонён более близким врагом — Аваором. Вернее, она вроде как и признаёт, что Гагтунгр хуже всех, — но в глубину души это признание не проникло. Аваор, уничтоживший сам мир, в котором выросла Навна, столь беспредельно ненавистен ей, что воспринимать его как некого всего лишь второстепенного врага она до сих пор при всём желании не может.
    — Если твой Жругр, — добавила Земля, — убив Аваора, сам сделается глобаором, то станет для меня худшим врагом, чем Аваор.
    Конечно, о такой опасности Навна не раз слыхала от Яросвета и вроде её сознавала, но слишком поверхностно — это ей сейчас стало пронзительно ясно. Потому что глазами Земли увидела нечто поистине страшное.

    Вот Русь, встроенная в Земоград, защищающая одни из его ворот — Русские ворота. Вовне бродит Кощей-Аваор, то и дело нападая на Русь. И там же шатается  глобаор Лже-Жругр, сулясь покончить с Кощеем. Навна соглашается, впускает Лже-Жругра на Русь, тот здесь набирается сил, по ходу дела подмяв всё на Руси под себя, потом убивает Кощея — и начинает заодно с Гагтунгром (который, разумеется, тоже пролез сюда вслед за глобаором) крушить уже Земоград, и в итоге уничтожает его начисто — и Русь тоже, она же вне Земограда существовать не может.
    Навна, которая сейчас рядом с богиней Землёй, окаменела от ужаса. «А ведь ты действительно можешь так сделать, — беспощадно обличила она ту Навну, которая в теремке. — Тебя же не волнует, связан Жругр с Гагтунгром или нет, ты ради своих готова на всё буквально. Ты только о Руси думаешь, не о Земле, забываешь, что Русь на Земле стоит, а не где-то сама по себе висит. И ты в самом деле способна открыть ворота Земограда глобаору».
    Тут опять воспоминания о последнем дне её земной жизни наложились на картину всего Земограда, получалась гибель всего мира — земного и небесного. Весь мир горел, как её подожжённый обрами родной дом. Навна ощутила раздвоение столь чудовищное, что даже для неё сверх всякой меры. Оказывается, её беспредельная любовь к своим, своему будущему народу, может погубить мир, а с ним и Русь.

    — Но этого же не будет никогда, — промолвила Земля. — Успокойся, такое невозможно.
    И картина вселенской катастрофы вмиг рассеялась как страшный сон. Да, это действительно невозможно. Но невозможным стало именно сейчас, когда Навна сумела глянуть на свой предполагаемый сговор с Гагтунгром глазами Земли, увидеть его последствия как гибель своего же дома. И запомнила навеки — и Гагтунгр заслонил-таки Аваора, в самом деле стал для неё первейшим врагом. Именно поэтому жуткий сон точно вовеки не станет явью.
    — Жругр никогда не станет глобаором, — пообещала она.
    — Знаю, — улыбнулась в ответ Земля. — Теперь точно знаю.

    О чём они дальше говорили, понятно только им двоим. Но в явь Навна вернулась, ясно сознавая, кто она такая. Разглядела-таки своё я. Оно перестало слоняться невесть где, как нечто для самой же Навны странное и даже подозрительное, заняло своё место — на стыке Земли с Русью. Мы и я прекратили рвать Навну пополам, пришли к согласию — и она ощутила себя единым существом, самой собой. Навна едина с Русью, с русским народом, в этом смысле она такая, как все русские люди, — и она же едина с Землёй, её глазами смотрит на Русь по-матерински — ласково и в то же время строго; видит, что мешает Руси жить в ладу с планетой, а потому должно быть исправлено. Если соборная часть души Навны растворена в народе, то личная — тут, с Землёй. Она включена в ту планетарную соборность, требующую от каждого делать на Земле своё дело. А дело Навны столь важно, что вникнуть в него она сумела, лишь научившись смотреть на жизнь глазами самой планеты. Теперь она знает, как встроить в эту соборность и Жругра, превратить его в верного защитника Земли от глобаоров.
    То, что говорил ей Яросвет о Земомире и Русомире, перестало быть абстракцией, сделалось понятным и выполнимым — ясно, что и как делать. Навна видит свой будущий теремок как наяву. И видит, чем там заняты сёстры — и даже мама. Оказывается, и её воскресит именно Навна, а не отец. А почему раньше о том не догадывалась? Да из-за привычки смотреть на мать снизу вверх. Вообразить себя вытаскивающей её на небо, а значит, воспитывающей — на такое у Навны просто смелости не хватало. А теперь знает, что и с этим справится.