Осмысление

    А чтобы оживить сестёр, надо растолковать им смысл их небесной жизни. Он состоит в том, чтобы помогать Навне — Соборной Душе нужны помощницы. Однако в чём именно помогать? Как Навна им это объяснит, если сама перестала понимать, чем именно будет заниматься, став Соборной Душой? В её мыслях воцарился хаос. Старую картину мира Радим разрушил вчистую, поскольку воскрес не так, как по той картине полагалось, а новая в голове Навны не складывалась. Дело тут в Жругре. Да, она вроде как признала, что Жругр и Жарогор — разные существа. Но признала лишь потому, что возражать против этого означало мешать окончательному воскрешению брата. То признание было вполне искренним. Но сейчас, когда за брата можно более не тревожиться, Навна глянула на дело иными глазами.

    Ну отделил Радим в своём сознании Жругра от Жарогора — и что это доказывает? Только то, что такое отделение помогло ему составить ясную и вдохновляющую картину своего будущего, найти смысл дальнейшей жизни — и полностью ожить. Из чего никак не следует, что Жарогор и Жругр и на самом деле разные существа. Вытаскивая брата на небеса, Навна многократно убеждалась в том, что истина не всегда способствует оживлению окостеневшей души. Бывало так, что Радим верно уяснит что-либо (неприятное, конечно) — и от этого сползает вниз, к небытию. А бывало и так, что неверное, но кажущееся убедительным — да ещё и красивое — понимание чего-либо приближает к воскрешению. Да что там говорить о частностях, если вся стратегия воскрешения изначально строилась на том, чтобы Радим вообразил себя воплотившимся в земном мире заново, то есть на том, чего наяву не бывает! Так что тут всё весьма субъективно. И, вполне возможно, Радим пока просто не в состоянии понять, что достаточно и князя-советчика, отчего заменил его более понятным князем-повелителем, благодаря чему составил наконец в своей голове целостную картину будущего — и воскрес окончательно. Воскрес — и отлично; это ведь было нужно; остальное потом. Потом уже отец ему объяснит всё то, что пока осталось в тени: и то, что повторного воплощения не будет, и всё прочее… включая то, что Жругр — это тот же Жарогор, а князь, соответственно, — князь-советчик.
    Словом, это в картину мира, сложившуюся у Радима, вписался отделённый от Жарогора Жругр, а в картину мира Навны — не вписывается. Вот она воображает себя Соборной Душой, превращающей словен в русь, и видит, что этот отделённый от Жарогора Жругр тут — как пятое колесо в телеге. Жругра-Жарогора люди ещё могут принять, а медведя Жругра — нет. А значит, Жругр и Жарогор — одно; мало ли что там Радим считает, и мало ли с чем она сама тогда ненадолго согласилась.

    Вот так, весьма сумбурно, Навна пытается свести концы с концами — и чувствует, что логика её хромает уже на обе ноги… скорее даже на все четыре копыта. Наконец Яросвет поставил на её умствованиях точку:
    — Пора тебе, Соборная Душа, окончательно уяснить, что Жарогор — одно, а Жругр — другое. Подружить их возможно, лишь понимая натуру того и другого, для чего надо сначала хотя бы перестать их друг с другом путать. Жарогор —  идеальный уицраор, полностью соответствующий нашему замыслу, образец для Жругра. Только образец, ориентир, сам он в земной мир слабо вписывается и потому мало что там может. А настоящий Жругр по природе своей — такой же уицраор, как и другие; перестань, наконец, от этой истины столь изобретательно уворачиваться. Чтобы им управлять, ты должна… дослушай сначала, потом возражать будешь… ты должна привязать к себе Жругра, чтобы он без тебя жизни не мыслил. И ты это можешь — что только что доказала делом.
    Все возражения насчёт жругриной сущности, гроздью висевшие у Навны на языке, растаяли в воздухе.
    — Как доказала? — выдохнула она ошарашенно.
    — Показала Радиму, что можно и при единовластии оставаться человеком, — значит, и других научишь, всю русь. И с помощью народа будешь твёрдо держать Жругра в руках.
    — Но Радим по-своему всё понял, а не по-моему.
    — Ты его вывела к цели, что от тебя и требовалось; а уж там он сам всё разглядел как есть. А раз его провела таким путём — значит, и других сможешь. Если Радим совместил в своей душе признание единовластия со способностью думать своей головой — значит, тем самым доказал, что и другие смогут.

    А ведь и точно доказал. До сих пор Навна над этим как-то не задумывалась — она же тащила Радима на небеса, потому что брат, а не с целью что-либо доказать. А теперь видит тот путь, о котором говорит Яросвет, — путь очень трудный и обрывистый. То, что им прошли отец и Яросвет, ничего не доказывало. Известно ведь, что они за люди. Они привыкли обо всём судить своим умом, не оглядываясь ни на народ, ни на его идеал, и если сумели осознать необходимость единовластия, не спалив при этом свои души, не превратившись в тупых рабов предполагаемого князя, то это вовсе не значит, что и другие люди на такое способны. А вот Радим всегда равняется на народный идеал, а значит, обременён традициями. И если он с такой ношей всё-таки преодолел дорогу к признанию необходимости единовластия, то тем самым доказал проходимость её для всех. Конечно, этот путь ещё расчищать да расчищать, чтобы по нему в самом деле пошли все, но то, что он хотя бы в принципе преодолим, в корне меняло картину всей будущей деятельности Навны — путь этот отныне приобрёл в её глазах громадное значение.

    Историю с воскрешением брата Навна увидела теперь в ином свете. Раньше ей некогда было осознать свою же стратегию оживления — та складывалась по ходу дела. Навна просто замечала, от чего брат становится живее, а от чего — мертвее, и вот так нащупывала верный путь, определяла, о чём и как следует побольше говорить, а о чём лучше молчать. А на заключительном этапе, когда ход дела определялся уже не столько ею, сколько Радимом, о какой-то чёткой стратегии воскрешения и речи быть не могло. Лишь теперь, мысленно повторив этот путь, Навна стала различать его общее направление. Да, таким путём в принципе могут пройти все.
    Навна вообразила, как все свободные словене поняли то, что только что понял Радим, и что к ним со всех сторон начали собираться люди, осознавшие то же самое, — и загорелась мечтой… хотя сейчас даже мечта о Поле заслонялась жаждой мести обрам.

    Но признав Жарогора и Жругра разными существами, Навна крайне озаботилась тем, насколько же они будут различаться.
    — Ты уж постарайся воплотиться без лишних искривлений, — просит она Жарогора.
    — Так стараюсь, мне тоже корёжиться не хочется… а насколько сумею — вопрос; ведь настоящего образца для Жругра нет.
    — Совсем нет?
    — А где?
    — Посмотрим…

    Навна верхом на Жарогоре прокатилась чуть не по всей Евразии, даже в Африку завернули, даже в Америку, по ходу дела то и дело заглядывая в прошлое. Критически оценивала встречных и поперечных уицраоров (ныне здравствующих и канувших в небытие), неизменно констатируя огромное расхождение любого из них с, так сказать, его жарогором — то есть с предуказанным тамошним демиургом уицраорским идеалом. Да, похоже, и ей придётся иметь дело с весьма непослушным зверюгой.
    Что ж, тем больше значимость вестников Яросвета и дружины Жарогора.

    Вестники Яросвета — сообщество столь же важное, сколь и расплывчатое. К нему можно отнести любого, кто достаточно ясно видит, что сейчас нужно для гармонии между Русью и Землёй, и действует в этом направлении — в какой бы то ни было сфере, не обязательно государственной. Отец Навны в земной жизни был таким вестником. Сила вестников в ясном понимании обстановки, слабость — в малочисленности и разобщённости; сами по себе они руководить страной не в состоянии. У каждого из них энергия уходит на то, чтобы верно понять демиурга и в какой-либо форме донести его идеи до людей; добиваться же взаимопонимания между собой вестникам часто недосуг, а совместно вести за собой народ они и подавно не могут. У иерархии уицраора наоборот: она способна сплотить весь народ в ведомую единой волей могучую силу, но запросто может свернуть с указанного демиургом пути, даже увлечь всех в пропасть.
    Жарогор призван согласовать эти две столь разные силы; назначение его дружины — вписать вестников Яросвета в иерархию Жругра, причём в качестве руководства.
    Жарогор как бы между Яросветом и Жругром: он уицраор, подобно Жругру, но уицраор идеальный, легко меняющийся по воле демиурга. Соответственно, и дружина Жарогора — на стыке между земными вестниками Яросвета и иерархией Жругра.
    Когда вестники (хотя бы часть их) объединяются вокруг какой-то определённой государственной идеи, делаются достаточно единой силой, то это и есть дружина Жарогора. В идеале им положено составить верхушку иерархии Жругра, направлять всю её деятельность. Сама по себе иерархия вполне уицраорская, в ней всё по приказу, и приказы — от Жругра, но он уже столь похож на Жарогора, что фактически без искажений передаёт людям приказы Яросвета. Противоположный вариант: дружина Жарогора отсутствует или, во всяком случае, лишена возможности влиять на иерархию уицраора. Тогда Жругра как такового нет, потому что уицраор, вовсе на Жарогора не равняющийся, — уже не Жругр. На практике подняться до первого варианта невозможно, а свалиться до второго русские боги не позволят, так что на деле всегда получится некий компромисс. Но он бывает очень разным; чрезвычайно важно, насколько Жругр близок к Жарогору.

    Теперь Навна гораздо лучше понимает, чему ей предстоит учить свой будущий народ.
    Однако объяснить что-то одному человеку, тем паче родному брату, находящемуся рядом, — одно, а втолковать то же целому народу сквозь стену между мирами — совсем иное.
    — Как я смогу убедить всех? Хотя бы с какой стороны к этому подступиться? — спросила Навна, переводя взгляд на земной мир.