Македонский метеор

    Впечатляющий пример — завоевания Александра Македонского.
    Чаще на них смотрят глазами Александра — и видят прежде всего грандиозные свершения. Навна смотрит глазами Македонии — и видит иное.

    Перелетев в Македонию времён Филиппа II, она сразу ощутила сходство с миром, в котором сама живёт. Такое же стремление вырваться на простор — и такие же опасения из-за того, что возглавить рывок способна лишь власть гораздо более сильная, чем та, к которой привыкли. Буквальной аналогии, конечно, нет — монархия в Македонии существует исстари, но теперь придётся предоставить царю гораздо большую свободу рук.
    И тут вечное — вполне обоснованное — опасение: власть, которой позволено самостоятельно вырабатывать путь к цели, может подменить и саму цель.

    Вообразив себя македонской Соборной Душой и проникшись её устремлениями, Навна рисует желаемый вариант развития событий — и получается следующее.
    Македония разгромила персов, так что их империя распалась — восстановили свою государственность Египет, Вавилония, Мидия и другие страны. Сама Македония тоже приобрела в Азии обширные владения (одновременно расширяясь и в Европе). А дальше надо всё это осваивать, переходить к мирному развитию. А в Азии следует поддерживать равновесие между тамошними государствами, не допускать появления новой великой державы.
    Примерно этого желают македоняне — но как такое осуществить, мало кто представляет сколь-нибудь вразумительно. Руководить может лишь свободная в своих решениях власть.

    Налицо параллель с тем, о чём шла речь в предыдущей главе. Образно говоря, поперёк исторического пути Македонии раскинулось непроходимое с виду болото. На этой стороне нынешняя маленькая и весьма бедная Македония, а на той — будущая великая и процветающая. В роли проводника оказался сын Филиппа Александр.
    Он мог править по своему усмотрению, что легко объяснимо. Македоняне в Азии ощущали себя находящимися в пути отнюдь не только в буквальном смысле: они переходили из одного устойчивого состояния в другое, из маленького привычного мира в другой, огромный. Они сбиты с толку чудесами Востока, не в состоянии выработать какое-то мало-мальски адекватное общее мнение о том, как сейчас действовать. А нет общего мнения — нет, в сущности, и македонян как самостоятельной дееспособной общности; есть люди Александра, объединённые именно тем, что выполняют его волю. И ничего с этим сейчас не поделаешь: путаясь в непривычной, да ещё и быстро меняющейся, обстановке, македоняне не перессорятся лишь при наличии верховного арбитра, решение которого (разумное или нет) не подлежит никакому сомнению; а перессориться посреди враждебной Азии — верная гибель. Вот в чём главная причина всевластия Александра. Даже люди, в душе сохранявшие прежнее, весьма вольное отношение к власти, позволяли ему то, за что любого из его предков немедля убили бы.
    Восточный поход Александра — словно полёт метеора; размах свершений опьяняет — и самих завоевателей, и оценивающих их дела потомков. Но не Навну. Она смотрит на эту эпопею прежде всего как на трагедию Македонии.

    И тут решающее значение имеет не сам царь, а его окружение. Вокруг Александра складывается новая элита, которая стремится завоевать всё, что удастся (в теории — весь мир); а сможет ли Македония переварить такие огромные пространства — становится как-то неважно. Это и есть подмена цели.
    Подмена происходила исподволь. Расширение Македонии — то есть то, ради чего македоняне выступили в поход, постепенно подменялось её растворением в мировой империи.
   
    Македония сначала смело ступила в трясину, чувствуя под ногами плотное дно — Александр поначалу указывал брод верно. Но чем дальше, тем больше разлад. Новая элита создаёт в Азии и Египте собственный невиданный мир, для неё комфортный, а Македония, сбившись с брода, полвека барахталась в трясине — то есть сотрясалась кровавыми междоусобицами и нашествиями внешних врагов, прежде чем выкарабкалась обратно на тот же берег — то есть вернулась примерно к той жизни, какая была до Александра. Его завоевания обернулись для Македонии утратой блестящих перспектив, открывшихся перед ней при Филиппе II. Пришибленная таким опытом Македония уже не отваживалась предпринимать что-либо подобное, по большому счёту остановилась в развитии и столетие спустя была закономерно уничтожена Римом — он к тому времени набрался сил, поскольку использовал предыдущую эпоху намного рациональнее.

    Получается, македонский метеор пронёсся, дав породившей его стране славу, но забрав её будущее. Это совсем не то, чего Навна желает Руси.