Взгляд сквозь стену

    Загнанный в полуподполье Светломир осмыслял бурные события предыдущего тридцатилетия, искал основную причину своего провала. И всё определённее усматривал её в марксизме. Зря связался с чужой теорией. Правда, раньше выбора не было. В царское время Светломир ещё явно не дозрел для создания собственной концепции развития человечества, а когда с семнадцатого года жизнь завертелась колесом и какое-то практическое руководство к действию стало просто необходимым, он волей-неволей использовал то, что создано старшими товарищами — западными либератерами, а именно марксизм. Тем более что и красный Жругр его навязывал. Но теперь Светломир, набравшись опыта и уверенности, выдвинет собственный, русский рецепт счастья человечества.
    Необходим человек в земном мире, который раскроет там замысел Светломира, выработает соответствующую концепцию развития. И Светломир всё настойчивее побуждает к этому наиболее мыслящих своих последователей.

    В 1947 году один из них, Даниил Андреев, был ухвачен щупальцем Жругра и заключён во Владимирский централ. Там, на краю Суздальского Ополья, буквально на малой родине династии Жругров, в столице третьего и четвертого Жругров, в обстановке, об уицраоре ежеминутно напоминавшей, Андреев создал концепцию Розы Мира.
    В общих чертах получилось то, чего и желал Светломир: концепция нацелена на коренное переустройство всей планеты, причём особая роль отводится России, а потому огромное внимание уделено русской тетраде. Светломир с тетрадой сильно не в ладах — и хочет разглядеть её получше, чтобы вписать в свои планы. Тут у него большое различие с Русомиром. Последнему ещё далеко до ясного понимания тетрады, он глядит на неё снизу и видит плохо, тогда как Светломир как бы раз за разом подскакивает и, трепыхаясь в воздухе, умудряется многое рассмотреть. Дальняя перспектива у Русомира куда лучше — он понемногу дорастёт до нужного уровня и тогда разглядит тетраду в подробностях, тогда как Светломир может только прыгать и ясной картины не получит никогда. Но пока русский либератер в гораздо более выигрышном положении. И то, что первым столь определённо увидел тетраду из земного мира человек, равняющийся именно на Светломира, Навну нисколько не удивляет — иного быть не могло.
    В целом глядя на тетраду глазами Светломира, Андреев в то же время много сведений получил прямо из самой тетрады — от Яросвета и Навны. С русскими богами у него взаимопонимания куда больше, чем у Светломира, — в этом смысле Андреев поднялся над своим кумиром. Можно сказать, «Роза Мира» — откровение Светломира, местами сильно подправленное Яросветом и Навной.

    Причём образы Яросвета и Светломира у Андреева заметно перекрываются. Яросвет в «Розе Мира» весьма похож на себя примерно до начала XIX века, то есть до рождения Светломира; но едва тот появился, как стал всё больше заслонять демиурга. А в сталинскую эпоху под именем Яросвета в «Розе Мира» — Светломир чуть ли не в чистом виде.
    Вообще, стратегия Сил Света в интерпретации Андреева — скорее либератерская, чем демиургическая. Из-за чего она страдает глобализмом — ведь либератеры, в отличие от демиургов, жёстко конкурируют друг с другом, каждый мечтает о единоличной власти над планетой, тогда как любой демиург отвращается от подобных мыслей как от гагтунгрщины. Тут Светломир разительно отличается от Яросвета, который хорошо видит пределы своих полномочий, поскольку знает своё место на планете. Яросвет не учит других демиургов, как руководить развитием их цивилизаций, а Навну — как воспитывать народ; и ещё во многое Яросвет не вмешивается, признавая, что там лучше его справляются другие. Демиурги вообще не склонны вовсюда впутываться, перекраивать всё и вся; каждый сосредоточен на том, чем действительно полезен Земле. А Светломир, как и положено либератеру, мнит себя не исполнителем воли Земли, а самовластным вершителем её судьбы, и потому готов всех всему учить. Раньше его сдерживал пиетет перед старшими, более маститыми западными либератерами, но за послереволюционное время Светломир исполнился самоуверенности. Ныне он ощущает себя лучшим из либератеров, а поскольку для него либератеры — самые умные и праведные существа на свете, то получается, что ныне он мнит себя прямо-таки самим Богом.
    Идея установления глобальной власти во имя счастья человечества, проповедуемая в «Розе Мира», — либератерская. Ну а главное практическое различие стратегий демиургов и либератеров заключается в разном отношении к уицраорам. Либератеры признают лишь тактические союзы с теми или иными уицраорами, а вообще мечтают их всех постепенно истребить. То есть относятся ко всем уицраорам так, как демиурги — только к глобаорам. А это нелепо. Напомню, уицраоры самые могучие существа на планете; уицраору может на равных противостоять только другой уицраор. Вот демиурги и подавляют глобаоров силами более вменяемых уицраоров. Тогда как ставка либератеров на уничтожение всего уицраорского племени упирается в риторический вопрос: а уничтожать-то кто будет? Замысел либератеров невыполним, и попытки его реализации дают непредсказуемые результаты. Тогда как стратегия демиургов разумна и работает уже не одно тысячелетие. Конечно, далеко не идеально — очень уж сильно противодействие Гагтунгра и сил хаоса, но самое главное удаётся — не позволять никому из уицраоров чрезмерно возвыситься. Едва какой-то уицраор становится слишком опасен, как Силы Света принимаются объединять против него других уицраоров (прежде всего сильнейших) и устраняют угрозу.
    Причём для Жругра участие в коалициях, направленных против любого гагтунгровского фаворита, — традиция, часть той стратегии, которую Яросвет через Жарогора диктует любому Жругру.    Непонимание этого Светломиром страшно искажает его стратегию — и Андреев в данном вопросе следует за ним. Будучи создана в рамках парадигмы Светломира, концепция Розы Мира унаследовала и этот её либератерский изъян.
    По «Розе Мира», нормальное развитие России невозможно, пока существует династия Жругров, а без них нам не выжить, пока уицраоры есть за рубежом, — и получается, что необходима мировая революция с целью уничтожения всех уицраоров планеты. Тот же выверт логики, что и в марксизме: счастливой жизни русские могут достичь только через глобальный переворот — то есть должны раздуть мировой пожар, в котором Россия сгорит — вместе с остальным человечеством. Андреев зашёл в такой тупик, следуя догме о том, что уицраоры — демоны, направить энергию которых на благо человечеству невозможно, отчего их надо истребить.

    Из всех огрехов «Розы Мира» один удручает Навну особенно сильно:
    — Там нет Жарогора. А я без Жарогора — не я.
    А Жарогору там просто неоткуда взяться. Светломир его не замечает, поскольку видит только тёмную сторону любого Жругра, признаёт разве что такую Россию, какую намерен построить сам, а существующая Россия для него — Глупов. Андреев подвёл под щедринский Глупов теоретический фундамент, в котором арматурой служит образ демона государственности, обречённого служить злу и потому подлежащего уничтожению.
    А столь превратно представляя себе Жругра, невозможно верно разглядеть и всю русскую тетраду. Её Андреев видел очень искажённо, не воспринимал как нечто цельное, взаимопомощью спаянное; у него там все порознь: Яросвет второе столетие враждует со Жруграми, Навна у Жругров в тюрьме, а Дингра никому особо не нужна: Жругр готов спалить её в ядерном пожаре, а Яросвет с Навной намерены избавиться от неё уходом в другой эон. Словом, каждый сам по себе, а потому впереди — коллапс.
    Да, чем дальше — тем хуже. Русская история у Андреева — история углубляющейся демонизации. По его схеме, изначально сатанинской власти над Русью нет, Соборная Душа на воле. Потом, с Московским государством, появился демон Жругр и заточил Навну в темницу — но пока хотя бы более-менее прислушивается к Яросвету. 1819 год (о нём чуть ниже) — очередная ступень в подчинении России сатанинским силам, разрыв между демиургом и уицраором. 1917 год — ещё шаг к бездне: новый Жругр много хуже старого, да ещё и прямо служит Гагтунгру — и неминуемо приведёт человечество к мировой ядерной войне, если не будет уничтожен.

    — Что он такое сочиняет странное? — спросил Навну Жругр, прознав про творчество владимирского узника и про то, что Яросвет с Навной его вдохновляют и оберегают. — Чего только про меня не вымыслил — вплоть до того, что я вовсе демон и тащу Россию в бездну.
    — Но сквозь стену между мирами очень трудно нас разглядеть, не суди строго. Как видит — так и пишет. Где-то ошибается в невыгодную для тебя сторону, где-то — в выгодную. К примеру, у него получается, что Россию от Гитлера спас ты один, а мы с Яросветом палец о палец не ударили.
    Да, такое падкому на лесть уицраору приятно. Вообще, Жругру нравится, что он у Андреева выглядит столь свободным в своих действиях.

    Навна добавляет:
    — И твоему деду поставил в заслугу не только то, что тот вправду совершил, но и то, что в действительности делала я. И почти все успехи Российской империи в последнее её столетие он приписал твоему отцу, а нас с Яросветом задвинул куда-то в сторону.

    Эти доводы Жругра тоже впечатляют — особенно насчёт империи. Между наполеоновскими войнами и Первой мировой Россия достигла огромного прогресса в самых разных отношениях — от роста населения в разы до широкого распространения грамотности, от бурного подъёма промышленности до взлёта поэзии. В русской истории нет другого столь же длительного периода непрерывного быстрого развития. А по Андрееву, всё это время Россия находилась полностью в когтях Жругра, никакими светлыми силами не направляемого. Согласно «Розе Мира», Навна тогда сидела в тюрьме у Жругра, а Яросвет с 1819 года вёл против него войну, причиной чего Андреев называет отказ уицраора незамедлительно отменить крепостное право и созвать всенародный постоянный Земский собор. Но это выглядит надуманным. Крепостное право продержалось так долго из-за сопротивления Жругретты и аполитичности Русомира, а вовсе не по злой воле Жругра, и Земский собор тогда не принёс бы большой пользы — опять же из-за неготовности Русомира (а значит, и простого народа в целом) к участию в управлении страной, хуже того — в той ситуации Земский собор был потенциально опасен. Яросвет не стал бы предъявлять Жругру подобный ультиматум. На деле такого рода требования исходили от идеалиста Светломира.
    А то, что Жругр препятствовал расцвету русской литературы всеми средствами, вплоть до организации убийств (в том числе под видом дуэлей) поэтов и писателей, — вовсе абсурд. Видеть Жругра за Дантесом или Мартыновым — значит не понимать возможностей уицраора. Жругр имел гораздо более действенные способы не только расправиться с любым, кто пишет что-то «не то», но и вовсе не допускать появления таких людей.
    У Андреева литература отделена от страны. Вся Россия под Жругром неумолимо демонизируется — а литература переживает невиданный расцвет, причины коего якобы в метафизике, в ударе Яросвета по темнице Навны. Но есть же куда более очевидное объяснение: в пушкинскую эпоху поэты и писатели имели гораздо лучшие условия для творчества, нежели в прежние времена. Истинный фундамент золотого века русской литературы — внешний и внутренний мир, обеспеченный России самодержавием, иначе говоря — подчинённым Навне Жругром. Без Жругра неизбежен хаос, в котором не до поэзии, а с таким Жругром, каким он предстаёт в «Розе Мира», Россия ударилась бы в широкомасштабные завоевания. Ресурсов для этого хватало, надо их только отмобилизовать. В том числе, разумеется, покончить с вольностью дворян, вернуть их, как минимум, в то состояние, в каком они находились при Петре I. Тогда Пушкины и Лермонтовы клали бы свои головы, завоёвывая Индию, Персию или Турцию, а не сочиняли поэмы и романы. Вот как руководил бы Россией Жругр, будь он сатанинским существом, да ещё и предоставленным самому себе. Но он же вёл себя гораздо разумнее — и это, оказывается, не потому, что на него влияли Яросвет с Навной? Если так, то романовский Жругр в «Розе Мира» воистину выглядит гораздо лучше, чем он на самом деле.
    И это тоже греет советскому Жругру душу. Сколь ни своеобразны отношения отцов и детей среди уицраоров, а престиж всей династии Жругров важен для каждого её представителя, и красного Жругра устраивает преувеличение заслуг его предков. А зачисление в демоны — так ли это возмутительно для уицраора с его весьма смутными понятиями о добре и зле, о божественном и сатанинском?

    — Но я выгляжу у него маньяком, который не считается с реальностью и готов устроить мировую ядерную войну, — всё-таки возразил Жругр. — Это же неправда; я вовсе не сумасшедший.
    — Так история опровергнет его вымыслы, причём быстро.
    — Опровергнет, — согласился Жругр, всё более смягчаясь.
    — К тому же опубликовать это он всё равно не сможет. А в будущем — как знать — может и сам захочешь, чтобы о тебе в земном мире знали получше?
    — Вообще-то так… но какое-то запредельное вольнодумство, — Жругр в нерешительности, слишком уж нестандартная ситуация.
    — Для меня это очень важно… не будем ссориться. Пусть пишет.
    — Пусть, — согласился Жругр. Ему других забот хватало.

    И Даниил Андреев написал свои книги. Правда, пока только «в стол» — для будущего.