Сорок первый

    22 июня 1941 года немецкие войска вторглись в Россию — а в мире уицраоров в тот день Фюринг яростно набросился на Жругра.
    Наши отступали — и Жругр пятился на восток, с трудом отбиваясь. И неудивительно: за Фюрингом твёрдой поступью следуют Фобильд и Юнкер, усердно помогая своему уицраору, а у русского уицраора с русским идеалом согласия гораздо меньше. Выправить положение Жругр поначалу надеялся, оторвав от Фюринга Фобильда (насчёт Юнкера подобных планов не было — не о чем красному уицраору говорить с дворянским идеалом).
   
    Русомир судит о Фобильде в значительной мере по себе, Жругр — тоже по Русомиру (им же очень далеко до Навны по части понимания различий между народами — а значит, и их идеалами). А потому они мнят приверженность Фобильда Фюрингу случайной, эфемерной — и сначала полагают, что она обвалится при первых же серьёзных потерях на фронте.
    Впрочем, у Русомира такие упования не от догматизма, а от опыта гражданской войны (когда классовая пропаганда вправду ощутимо парализовала действия враждебных уицраоров) и от привычки следовать в подобных вопросах директивам Жругра; так что иллюзии Русомира насчёт возможности развалить вермахт агитацией довольно быстро тают при столкновении с реальностью. Зато Жругр твёрдо убеждён, что оторвать Фобильда от Фюринга возможно, а не получается пока лишь потому, что пропагандистская работа недостаточно налажена. Вот и старается её совершенствовать.
    Жругр взывает к Фобильду, уговаривая его напомнить арбайтерам и бауэрам о солидарности трудящихся, побудить их повернуть штыки против Гитлера. Но Фобильд не реагирует, по-прежнему вдохновляет солдат биться за фюрера.
    Чуя, что пропагандистское оружие работает вхолостую, Жругр начинает тревожиться уже по-настоящему. Складывается ситуация, логикой марксистского уицраора не предусмотренная — и грозящая ему скорой гибелью. И ему не на кого надеяться, кроме как на русских богов.

    Навна тоже в шоке от разразившейся катастрофы — зато ясно сознаёт, что суть войны отнюдь не классовая, и видит, что следует делать. Паниковать некогда, пора Жругра приручать.

    Долго советовалась с Яросветом — как вернее вывести Жругра на путь истинный. После чего занялась вразумлением непутёвого уицраора:
    — Искать общий язык сразу с Русомиром и с Фобильдом — сейчас занятие пустое и даже гибельное. Им всё равно не столковаться, потому что каждому нужна Россия — Фобильд ведь намерен расширить за счёт неё своё жизненное пространство.
    — Он просто оболванен Фюрингом, можно разъяснить ему, что так нельзя…
    — Он этой идеей Фюринга уже так проникся, что разъяснять бесполезно. Отвернись от Фобильда — с ним сейчас говорить всё равно не о чем; повернись наконец лицом к Русомиру. А пытаться поладить с обоими — за двумя зайцами гнаться… да, именно так сейчас дело обстоит, мы точно знаем.
    — Нет, я оторву Фобильда от Фюринга, подвигну на революцию.
    — Я тебе уж сколько раз говорила: никаких предпосылок для революции в странах Запада нет и в близком будущем не предвидится, и трудящиеся там будут действовать так, как велят буржуи. В случае с Германией это значит, что Фобильд сейчас — наш смертельный враг, его бить надо без всякой пощады, а не увещевать.
    — Ну как нет предпосылок, если Германия экономически более развита, чем Россия? Там такой мощный пролетариат! Почему бы там не быть революции?

    Навна почувствовала страшное желание постучать по уицраорской голове чем-нибудь увесистым.
    «Ты болван, Гагтунгром до сих пор зомбированный, — подумала она. — Не понимаешь, что Фобильду эта революция не нужна вообще ни при каких предпосылках, никогда не будет нужна. Просто потому, что он Фобильд. Только тебе этого не понять, для тебя все народы на одно лицо, потому и Русомира до сих пор толком не знаешь. Провалиться бы тебе сию минуту в Уппум или ещё глубже со всей этой теорией о приоритете экономики!»
    Мысленно отчитав уицраора, она несколько успокоилась и спросила саркастически:
    — Думаешь, Фобильд прозреет раньше, чем Фюринг верхом на нём прикончит тебя? Вот в предыдущие годы, вопреки всем твоим разглагольствованиям, не прозрел, а именно сейчас почему-то прозреет? Сейчас, когда он пьян от своих побед?
    Жругр молчит. И за догмы держится, и боязно — смерть на пороге, с большой косой.
    — Всё ещё веришь, что умеешь продвигать мировую революцию? Настолько продвинул, что скоро под Москвой придётся её защищать. Твой отец за триста лет ни разу до подобного позорища не докатывался!
    — Наполеон же захватил Москву…
    — Но тогда не было угрозы самому существованию России, а сейчас есть. И тот Жругр выжил бы даже в случае победы Наполеона, а сейчас не то что ты сам — вся династия Жругров на грани гибели. Можешь оказаться последним из Жругров — поскольку пока ты, по делам своим, вроде как худший из Жругров.
    Уицраор свирепо насупился — он (подобно любому из его предков) считает себя как раз лучшим из уицраоров. И возразил:
    — Фюринг напал на нас не из-за угрозы мировой революции. Он же больше на реваншизме поднялся, чем на антикоммунизме. А не он, так другие западные уицраоры могли напасть — просто из захватнических соображений. Ну да, я каюсь, что слишком пугал буржуев мировой революцией, виноват; но это же не главная причина войны.
    — А я и не говорю, что главная. Ты виноват в войне не столько тем, что разжигал мировую революцию, сколько тем, что до сих пор не подружился с Русомиром. Будь вы с ним едины, ни один чужой уицраор не посмел бы сунуться в Россию. Фюринг на это отважился именно потому, что знает — у нас согласия нет.
    — Ты же знаешь Русомира — ну разве можно с таким упёртым столковаться?
    — Да уж получше тебя его знаю — и смогу ему всё разъяснить. Меня он послушает — но при условии, что слушаться меня будете вы оба.

    Жругр напрягся — разговор подходит к вопросу, для всякого уицраора крайне болезненному.
     — Слушайся меня, как и положено любому Жругру, — и победим кого угодно, — изрекла Навна строго.
    Жругр прикидывает: если Русомир его твёрдо поддержит — а ведь заломаем тогда Фюринга с Фобильдом, точно заломаем, хоть бы даже их единство останется незыблемым; так что и впрямь не обязательно Фобильда уговаривать. Да и что ещё остаётся? Никакого другого выхода всё равно не видать, кроме указываемого Навной, так что… не зря, видно, все предыдущие Жругры позволяли ей на них ездить.

    — Я буду тебя слушаться, — выдавил уицраор. — Только помоги мне поладить с Русомиром.