Полёт к Берлину

    — Полетели, — сказала Навна, садясь на Жругра.
    — Куда?
    — Землю догонять… усвой наконец, что любой Жругр для того и нужен, чтобы я не отставала от Земли.
    — Так я летать не умею.
    — Умеешь. Иначе какой же ты Жругр?

    И вот в Мире времени Навна прорывается на Жругре сквозь прошлые Земли — к единственной настоящей Земле. В нашем мире это проявляется в том, что мы догоняем и обгоняем немцев в том, в чём они нас превосходили, а значит, начинаем побеждать. Настоящая Земля всё ближе, потому что наше всенародное дело постепенно становится даже эффективнее немецкого, Красная армия делается и вправду всех сильней.
    Кто сильнее — окончательно прояснило сражение, развернувшееся в самой глуби Поля — там, где когда-то находилось логово Хазаора. Тут его почти тысячу лет назад растерзал первый Жругр, а Навна тогда влетела на Жругре в рай. Нынче настроение у неё вовсе не райское — далеко ещё до победы, но хотя бы есть уверенность, что Россия спасена.

    А Русомир занят своим делом. Хоть он так и не понял, как в теории русский идеал совмещается с советским, на практике совмещает их чем дальше, тем успешнее.
    Он уяснил наконец, что значит достигаемое всенародным трудом светлое будущее. Оно наступит после победы. По сравнению с войной оно — в любом случае светлое. Логика первых пятилеток превратилась в гораздо более понятное «Всё для фронта, всё для победы». Труд каждого вливается во всенародное дело, смысл которого народу теперь совершенно ясен, поскольку цель — не абстрактный коммунизм, а Победа. Каждый делал своё дело — кто на фронте, кто в тылу — и по сводкам Совинформбюро видел, как со сдвигающейся на запад линией фронта вполне зримо приближается светлое будущее.

    Правда, чем успешнее идёт война, тем самоувереннее Жругр — и у Навны возрождаются старые опасения: не занесёт ли его потом куда не надо, не станет ли он опасен Земле? Глобаор ведь… пусть ложный, пусть у Яросвета под приглядом, но глобаор. Да, он сейчас спасает Россию — и это, казалось бы, снимает всё вопросы… но нет, не все: свой древний уговор с Землёй Навна помнит — и беспокоится.

    Она взлетела на седьмое небо к богине Земле, спросила тревожно:
    — Я всё правильно делаю, не нарушаю своё обещание? Жругр глобаор — и становится всё сильнее…
    — Ты умница, ты всё правильно делаешь, — успокоила её Земля. — Этот ложный глобаор гораздо больше мешает настоящим глобаорам, чем сам глобаорствует, и Яросвет не позволит ему взбеситься, так что не волнуйся, продолжай.
    Сразу от сердца отлегло. Конечно, от Яросвета Навна слышала примерно то же — но тут без одобрения самой Земли никак нельзя.

    Кроме прочего, приручение Жругра ознаменовалось заменой государственного гимна. Теперь вместо «Интернационала» советский народ слышал совсем иное:

    Союз нерушимый республик свободных
    Сплотила навеки Великая Русь.
    Да здравствует созданный волей народов
    Единый, могучий Советский Союз!

    С первых же строк именно то, чего до войны Жругр признавать не желал, — ведущая роль Руси в Союзе.  
    Ни о партии, ни о коммунизме в том рождённом войной гимне не упоминалось вообще.

    А упрямство Фобильда и впрямь не знало предела — он держался за Гитлера и после Сталинграда, и после Курска, да и позже, когда уже сам здравый смысл буквально вопил: лишь устранение Гитлера (со всей его партией и Фюрингом — иначе не выйдет) даст шанс на достойный мир — без полного разгрома Германии и её оккупации.
    — Такая верность уицраору хуже, чем моя измена Жругру в Первую мировую, — заметил Русомир, осуждающе озирая набычившегося Фобильда.
    — Гораздо хуже, — подтвердила Навна. — Маршируют прямиком в ад.
    Фобильд с Фюрингом до конца были уверены, что если сохранят единство, то и море по колено; то есть «один народ, один рейх, один фюрер» — магическая формула успеха. Но кроме единства между собой нужно ещё и единство с Землёй. А откуда оно у тех, кто заодно с главным врагом планеты Гагтунгром?

    Единственную мало-мальски серьёзную попытку свергнуть гитлеровский режим, предпринятую в июле 1944 года, вдохновил не Фобильд, а Юнкер — заговорщики ведь были в основном потомственные офицеры. Правильнее сказать, даже не Юнкер, а всего лишь какая-то часть его существа, сохранявшая стойкую неприязнь к гитлеризму — и влиявшая только на меньшинство офицеров. Неудивительно, что в плане серьёзности тот путч напоминал восстание декабристов и закончился быстрым провалом.

    Гагтунгр, видя близкий крах Фюринга, пытается разрушить антигитлеровскую коалицию. Правда, Фюринга как будущего глобаора он уже списал и желает заменить его Стэбингом или в крайнем случае Жругром, но желает приберечь Фюринга на будущее в качестве раздражителя. В сущности, тут Гагтунгр меняет свою стратегию так же, как в ходе Первой мировой войны: утратив доверие к Фюрингу, делает ставку уже не на его победу, а на войну как таковую — пусть продолжается подольше, а кто победит — второстепенно. Реалистичный способ затягивания войны один: союз (не прямой, так хотя бы завуалированный) Германии с западными демократиями под флагом антикоммунизма.
    Но Силы Света эти планы разрушили, да к тому же Стэбинг с Устром слишком напуганы бешеным Фюрингом и желают сначала покончить с ним, а уж потом думать о прочем. Поняв, что Фюринга не спасти, Гагтунгр бросил его окончательно и сосредоточился на том, как столкнуть Жругра со Стэбингом и Устром уже после войны.

    Наше всенародное дело шло своим чередом — и завершилось в Берлине.
    А Навна влетела на красном Жругре в метафизический Берлин, и Жругр растерзал коричневого Фюринга, вообще поставил крест на этой слишком буйной уицраорской династии.
    Для Навны это ещё один рай. Необычный только — из-за краткости пути к нему. Она же привыкла, что к очередному раю приходится пробиваться несколько веков. Правда, рай на сей раз такой, какого заранее не пожелаешь. Сначала падение в пропасть — а уж там сознаёшь, что вылезти наверх — это как в рай вознестись. В таком смысле получилось то же, что и после монгольского нашествия. Но из той вырытой Ясаором пропасти Русь окончательно выбралась на четвёртое столетие, а из этой — на четвёртый год.
    И теперь в глазах Навны мир озарён райским сиянием. И даже свирепый красный Жругр с глобаорскими наклонностями и жутким прошлым выглядит чуть ли не Жарогором — поскольку исправно выполнил свою часть дела.
    — Жругр, ты молодец, я тобою восхищена, — сказала Навна. — Отпускаю тебе все прошлые грехи. Мы с тобой больше никогда-никогда не станем ссориться, и ты будешь бессмертен!
    Сейчас она в это действительно верила.