Миротворцы

    Однако Жругр после такого грандиозного успеха очень возгордился, и Навна поняла, что теперь удержаться на нём непросто. Она ведь помнит, как на его деде выбиралась из пропасти — тогда они тоже были предупредительны друг к другу, а едва вылезли наверх — вдрызг рассорились. Почти столетие дружили — и стали врагами. А на красном Жругре она летает неполных четыре года, так что тут всё куда менее прочно.
    Правда, она знала по опыту, что любой Жругр, будучи приручён, привыкает следовать её приказам и взбунтуется, лишь если те совсем выведут его из себя. А значит, надо сделать так, чтобы он вёз её куда ей надо, сам будучи достаточно доволен жизнью. Но это легко сказать. Ей надо в русское светлое будущее, ему — в коммунизм. Лукавый компромисс между тем и другим намечен ещё до войны, но теперь его надо подогнать под новые условия. А изменились они очень сильно.
    Путь к коммунизму ныне на практике оказывался путём даже не просто к новой мировой войне, а уже к ядерной войне. Разумеется, к ней столь же неотвратимо ведёт и путь к мировому порядку, построенному на западных ценностях. Вообще, стремление заставить всё человечество жить одинаково всё меньше отличалось от стремления его уничтожить, сделать всех людей одинаковыми в том смысле, что их попросту нет. А спасение человечества в таком случае предполагало мирное сосуществование даже очень различных по образу жизни народов.
    Причём антигитлеровская коалиция служила в этом смысле превосходным примером. Ведь тут даже не просто сосуществование, а союз в тяжелейшей войне. Эта коалиция строилась именно на тех принципах, которые, по замыслу демиургов, должны лежать в основе глобального миропорядка: народы с совершенно разными жизненными ценностями совместно поддерживают на Земле мир, устраняют угрозы ему и не учат друг друга жизни. Но сейчас такой союз мог сложиться лишь под сильнейшим гнётом обстоятельств и держаться, лишь доколе давление не ослабнет. Антигитлеровская коалиция — явление для двадцатого века слишком правильное, гостья из светлого будущего, существующего разве что в планах высших Сил Света. После разгрома Гитлера её выгнали обратно в небытие, со всеми её слишком разумными для современного сознания принципами, и опять народы с иными ценностями стали восприниматься как вражеские. Конечно, она послужила зерном, из которого выросла ООН, но это уже нечто гораздо менее действенное.

    Теперь Гагтунгр убеждает Жругра, что надо использовать складывающуюся обстановку для развёртывания мировой революции, а Стэбинга — что пришло время для взятия им власти над всей планетой. Словом, сватает того и другого в глобаоры. А те прислушиваются к нему, поскольку очень возгордились, растерзав Фюринга и его союзников. Гагтунгр всячески натравливает Жругра и Стэбинга друг на друга, а демиурги и соборицы их утихомиривают.
    А за диспутами о возможности устойчивого мира между социалистическими и капиталистическими странами — всё тот же вечный спор о том, надо ли для достижения мира сделать всех людей одинаковыми, и прежде всего — устранить этнические различия, слить все народы в общечеловечество. А к чему такое слияние?

    Чаще всего его необходимость обосновывают тем, что не будет деления человечества на народы — не будет и войн. Но ведь первопричина войн — неумение людей договариваться мирно. «Мы правы, они — нет, бей их!» Однако разве они — непременно инородцы? История доказывает: когда нет серьёзного врага в виде другого народа, обостряются внутренние противоречия — социальные, идеологические и какие угодно. Более того, даже совершенно одинаковые люди запросто могут передраться просто на почве конкуренции, не поделив чего-то. И вместо межэтнической войны будет внутриэтническая. Если человечество сольётся в единый народ, не изжив упомянутую первопричину, то на выходе получим планету, раздираемую гражданскими войнами глобального масштаба. Наоборот, если научимся решать споры миром, то и очень непохожие народы не будут воевать друг с другом. При достаточно высоком уровне культуры можно построить миропорядок, исключающий возможность войн. Слияние людей в единый народ и установление мира на Земле — совершенно разные вопросы, второе из первого никак не вытекает.
    К тому же придумать с нуля жизнеспособную общую культуру (язык, обычаи, система воспитания, восприятие истории и прочее) невозможно. На практике всё равно придётся брать за основу одну из существующих, проверенных веками национальных культур, а элементы других встраивать в неё лишь постольку, поскольку они её не разрушают. На деле создание общечеловечества — это прикрытая ассимиляция всех народов каким-то одним. Но каким именно? Если дело дойдёт до выяснения этого вопроса, то получится глобальная мясорубка. Так что лучше вообще никогда не поднимать такой вопрос.
    Ну а то, что слияние народов воедино — естественный итог развития человечества, — просто бред. Чем выше культура того или иного народа, чем чётче его неповторимое лицо, тем труднее обезличить народ, растворить в общечеловечестве. Развитие национальных культур делает всё более невероятным отказ от них ради некой общей суррогатной культуры. Разве что при помощи уничтожения лучшей части каждого народа и превращения оставшихся людей в толпу полудиких космополитов, готовых воспринять что угодно.

    Однако чтобы всё это понимать, надо хотя бы размышлять над подобными вещами, а на деле в умах господствует идея об одинаковости людей как условии мира, а значит — об установлении прочного мира на планете через мировую войну. Гагтунгр внушает это как фатальную неизбежность.
    Демиурги подсказывают совсем иной вариант развития событий. Каждый народ сам определяет оптимальный для себя путь развития и идёт им — признавая то же право за другими народами. Конечно, при этом между ними неизбежны конфликты — но надо учиться их устранять, а не пытаться решить вопрос по принципу «нет народов — нет проблемы». Этот путь выглядит намного более сложным, чем гагтунгровский, но ничего не поделаешь: Гагтунгр всегда подсовывает простые решения, которые, однако, неизбежно тянут в бездну, а демиурги предлагают то, что действительно выполнимо. Гагтунгр рубит узлы, демиурги с помощью собориц мешают рубить — и развязывают. И довольно успешно. Во всяком случае, Жругр подталкивал мировую революцию гораздо умереннее, чем мог бы; по сути — отложил на далёкое будущее. Более-менее сосредоточился на Советском Союзе:
    — Я построю здесь настолько счастливую жизнь, что всё человечество захочет пойти за нами к коммунизму.
    — Это разумно, — одобрила Навна, а про себя подумала: «Да уж куда разумнее, чем немедленная мировая революция. А что именно понимать под счастливой жизнью… это мы повернём по-своему».

    Гагтунгр, сначала колебавшийся между Стэбингом и Жругром, затем определённо сделал ставку на первого. Хотя Стэбинг тоже осторожничал, но всё же стремился к мировому господству гораздо активнее, чем Жругр, да и возможностей имел больше, так что Гагтунгр считал его намного более перспективным. А Жругр, видя такой поворот дела, окончательно настроился против глобального демона. Уже второй раз они, после многолетних взаимных приглядываний и принюхиваний, разошлись врагами. Правда, Жругр намерен в будущем, превратив СССР в самую мощную державу мира, с третьей попытки перетянуть-таки Гагтунгра на свою сторону.
    — Не будет никакой третьей попытки, — успокоил Навну Яросвет. — Возможности догнать и перегнать Стэбинга у Жругра нет абсолютно, так что Гагтунгр от Стэбинга не отступится, а значит — Жругр привязан к тебе накрепко. Пора поразмыслить над тем, как нацелить его на пещеру хаоссы.