Правильная сказка
Ответ на этот вопрос Навне очевиден: мы должны научиться — и действительно научимся — относиться к своей стране как к собственному дому. Однако когда она пытается втолковать такое Читателю, тот выражает глубокое недоверие:
— Скорее я поверю, что люди научатся летать — сами по себе.
Поскольку Навна настроена не отягощать свою задачу лишней логикой, то не спорит, наоборот — развивает мысль собеседника:
— А если научатся летать, проникать в параллельные пространства, изменять прошлое — тогда поверишь, что именно такое развитие самих людей важнее технического прогресса?
— Ну, во всяком случае, это не заведомые небылицы, о таком есть смысл читать — а там уж можно поразмыслить, что всего важнее.
— Хорошо. Таким путём и пойдём.
Навне для начала необходимо убедить Читателя в том, что главное — развитие самого человека. Какие именно новые качества должен обрести человек — вопрос, который можно отложить на потом, а значит, Навну пока устроит любой ответ на него. Какой приемлем для Читателя — такой пока и сгодится. Ну а то, что параллельные миры и фокусы со временем — сказка, невелика беда. Навне к такому не привыкать. Сказка — это замечательно, если она на своём месте.
Сказка рождается тогда, когда человека припирает к стенке вопрос, на который не ответить, мысля лишь понятиями реального мира. И если она даёт ответ, верный хотя бы в самом главном, то это правильная сказка — такая, которой можно простить все её насмешки над логикой, все ошибки в частностях.
Первый теремок Навны оказался именно такой сказкой.
Ещё за час до его появления жизнь представлялась Навне в целом ясной (насколько это вообще требуется в десять лет). Помогать всем, кому можешь, и младших тому же учить — понятная высшая идея. И вдруг отец объяснил, что помогать надо сразу всем!
Вот тогда в душе и голове Навны всё так перекрутилось и завихрилось, что вернуться на свои места смогло не раньше, чем она разглядела на отцовском щите свой будущий терем Соборной Души — тот, в котором сейчас и живёт.
Но насколько верно разглядела?
Настолько, насколько было возможно. Ну не мог же тогда нарисоваться перед Навной тот теремок, в котором она — Соборная Душа — руководит с небес воспитанием целого великого народа! Да она просто не поняла бы, что это за феерия ей привиделась. О небесной жизни вовсе не задумывалась, полагая, что это не к спеху (ну не может её земной путь оказаться коротким, потому что это несправедливо, добрая Земля такого не допустит). И если даже уяснила бы, кто такая Соборная Душа, то всё равно не смогла бы вообразить в такой роли себя — это же нескромно, а потому неправильно, а значит и быть такого не может. Словом, на настоящий теремок Соборной Души Навна тогда могла бы разве что любоваться, ничего не соображая, — и уж точно не посмела бы воспринимать его как свой дом. И потому прилетел совсем другой теремок, простой и понятный, где Навна отнюдь не на небе, а в земном мире, в Поле, окружённая множеством детей, а потом даже внуков и правнуков. Вот в него она смело вошла как в собственный дом, сразу почувствовала себя там хозяйкой.
Прилетел теремок — и сделал запутавшуюся было жизнь снова ясной. Ну а если там что-то было нелогично — пустяки. Пусть будет нелогично — было бы красиво и понятно. Это правило успешно работает как в фантастике, так и в соборности.
А уж потом — через целую череду теремков — зерно истины постепенно прорастало, превращая сказку в быль. И однажды, уже на небесах, преодолев очередной подъём на своём жизненном пути, Навна увидела впереди сияющий терем Соборной Души в его истинном виде — и себя, соответственно, увидела такой, какой должна быть. Иначе говоря, сказка взрослела, взрослела — и выросла в быль.
Но родиться она могла только сказкой.
Словом, жить в сказке Навна научилась очень рано. Но ту сказку она создала для себя самой и притом неосознанно. А когда впервые нарисовала вымышленный мир осознанно и для кого-то другого, как то делают писатели-фантасты?
Уже в небесной жизни — когда потребовалось воскресить брата.
Вот на ту фантазию и глянем, чтобы понять, какая нужна сейчас.
Чтобы Радим ожил, следовало показать ему, что он может и с небес участвовать в войне за Поле — только такая перспектива его воодушевит (в самом буквальном смысле). Но, опять же, если показывать всё как есть, он попросту ничего не поймёт, поскольку ранее ничего похожего не видал.
Он тогда мог мыслить исключительно по-земному и элементарно не понимал, что значит влиять на земной мир с небес. Но Яросвет сразу Навне подсказал решение: смоделировать мир свободных словен (кое-что важнейшее в нём изменив) и поместить туда Радима — то есть как бы переиграть его земную жизнь заново.
Вот Навна и смоделировала, тем самым создав, в сущности, фантастическое произведение в образной форме. Воссоздала обстановку своей земной жизни — с немногими (зато кардинальными) поправками. Главная из них, согласно указанию Яросвета, состояла в том, что в том мире был князь. Но — тут уже вопреки мнению демиурга — Навна изобразила князя всезнающим советчиком, как бы оракулом, власть которого не нуждается в принуждении — он же кому угодно всё по-хорошему разъяснит. И родилась сказка — потому что в жизни не может быть настолько идеального князя.
Зато именно такой князь оказался приемлемым для Радима. Тот признал, что вообще должен быть вождь, имеющий право руководить по собственному разумению, без оглядки на дружину. Усвоил важнейшую в той обстановке истину. Раз и навсегда усвоил — и не отрёкся от неё, когда по мере выхода из того сказочного сна постепенно сознавал, что в реальности даже самый лучший князь без насилия править не может. Ну не может — и ладно, жизнь такова. В итоге сказка развеялась, а вынесенная из неё истина у Радима осталась.
А Читателя в какой сказочный мир надо погрузить, чтобы он для начала понял хоть бы то, что истинный прогресс — это прежде всего развитие (в каком направлении — вопрос отдельный) самого человека?