В тающем раю

    Рай недолговечен. Когда к нему привыкаешь, внимание смещается с того, что делает его раем, на то, что следует исправить, и вот так райское настроение превращается в рабочее, а рай — в обычный мир. В чём Навна теперь и убеждалась. То, что Русь в безопасности, уже не вызывало былого восторга, став обыденностью. И всё сильнее раздражало то, что слишком уж зависит от Жругра эта безопасность. Внешняя ещё ладно, тут ничего не поделаешь; но ведь и внутренняя — тоже. Даже внутренняя в самом узком смысле — безопасность русских людей друг от друга. Попросту говоря, без Жругра вся княжеская русь передерётся между собой.
    Обобщённо дело можно изобразить так. Вот люди наиболее могущественные — бояре, а вот вся прочая южная русь. Если боярин повздорил с простым человеком, а вмешаться в их свару некому, то боярин, естественно, сумеет разрешить спор в свою пользу, а его противнику остаётся лишь затаить обиду. И вот так обиды на бояр копятся, что может кончиться взрывом, от которого княжеская русь разлетится на куски, и русское государство погибнет. Не докатываемся до этого лишь потому, что есть князь, к которому могут апеллировать пострадавшие от более сильных. Помня об этом, бояре ведут себя умереннее. Получается, лишь князь и предотвращает катастрофу. Но почему даже самые могущественные бояре его слушаются? Ведь не в его личном авторитете тут дело, а в том, что у всех в душе аксиома: князя надо слушаться. А эта аксиома и есть проявление Жругра. Исчезни он, князь начнёт восприниматься как обычный человек, решения которого допустимо оспаривать, и всё рухнет немедленно.

    Столь жёсткая зависимость от уицраора очень тяготит Навну. Как поправить дело — в теории ясно: если более сильные добровольно прекратят тиранить более слабых, то у последних не будет причин всё время искать заступничества у князя, а значит, чрезмерно питать уицраора шаввой. Отчасти это достигается смягчением нравов, но ещё важнее другое. Вся иерархия княжеской руси строится на том, кто для русской державы полезнее. И конфликты по большей части возникают из-за того, что кто-то из спорящих (зачастую оба) переоценивает свою значимость для Руси и на этом основании требует себе лишнего. Обычно тут не какое-то наглое осознанное пренебрежение справедливостью, а просто неспособность каждого видеть Русь в её целостности, а значит — верно определять, кто чего заслуживает. Предполагается, что так мыслить может лишь князь, он тому с пелёнок учится, а прочим людям, хоть бы и боярам, это недоступно. Вот что надо переломить. Если и обычный человек будет мыслить столь объективно, по-княжески, то не станет возносить себя выше, чем он на самом деле есть, хвататься за то, что по справедливости ему не принадлежит. Сами себя будут ограничивать — и роль Жругра резко сократится, так что свободы станет куда больше.
    Навна мечтает, чтобы такой княжеской логикой руководствовались все. Картина получается чудесная: каждый человек видит Русь как единое целое, сознаёт её потребности — а потому понимает, кто насколько полезен для неё, а значит — что кому по правде причитается. Тут и ссориться не из-за чего: каждый занимает своё место и действует на благо страны; полная гармония. Впрочем, Навне ясно, что тут она размечталась совсем уж без меры; можно сказать, населила будущую Русь ангелами. Но если даже глянуть на дело реалистичнее, исходить из того, что большинство мыслит по-старому, то достичь цели всё же возможно: способные мыслить по-княжески объединяются и, сами взяв лишь то, что им должно принадлежать по справедливости, расставят по местам менее сознательных, а с особо несознательными разберётся Жругр — это уж точно его работа. Такая картина относительно правдоподобна; вот к чему следует двигаться. Однако даже и до такого страшно далеко. Способных рассуждать по-княжески людей столь мало, что они и все вместе призвать к порядку остальной народ не сумеют. А много их станет лишь после преображения самого народного идеала.

    Навна смотрит на идеалы в своём теремке. Надо привить Дружемиру то ценнейшее качество, которым пока обладает лишь Властимир, — отношение ко всей Руси как к своей отчине. Легко сказать! На Властимира равняются люди, для которых Русь на самом деле отчина и каждый из которых имеет шанс стать её единовластным повелителем. А на Дружемира — те, кому путь к верховной власти заказан. Вот в чём загвоздка: для достижения поставленной цели Навна должна научить мыслить по-княжески людей, для которых княжеская власть заведомо недостижима.
    Прежде всего воспитывать в таком духе следует ближайших сподвижников князя, то есть тех же бояр. Во-первых, они привыкли думать о государственных делах, так что им легче научиться смотреть на мир по-княжески, а во-вторых, именно у них наибольшие возможности обижать остальной народ, так что их первыми и следует от этого отучать. А самый могущественный из бояр — воевода Свенельд. Он по своему влиянию сопоставим с самим князем. И он — пример для прочих бояр.
    Навна разглядывает души Святослава и Свенельда. Общего много, а откуда главное различие, ей ясно. Они же видят её теремок под очень разными ракурсами: Святослав фокусирует внимание на княжеском идеале, Свенельд — на дружинном, у которого не научишься заботе обо всей Руси. И решение в теории очевидно: Свенельд (не обязательно он, конечно, но ему это сделать легче, чем другим) должен подняться над Дружемиром, обрести тайное зрение и своим примером исправить идеал. Словом, проделать то, о чём в этой книге уже не раз говорилось, — преображение идеала с помощью личного примера. Опереться тут можно на то, что Свенельд и так уже давно мыслит и действует в масштабе всей страны. А мешает то, что передать такое своё положение по наследству затруднительно; во всяком случае, за это надо жестоко бороться.
    Но с этим ничего не поделаешь. Сейчас каждый заботится о том, что ему принадлежит; князю принадлежит верховная власть над Русью, потому он и печётся обо всей Руси. А надо, чтобы обо всей Руси заботились вообще все составляющие верхний слой общества — несколько десятков хотя бы для начала. То есть каждый должен заботиться о том, что ему не принадлежит, так, словно принадлежит. А как такое возможно? Вот Свенельд и покажет… если послушает свою Соборную Душу. Он должен понять: стремиться всячески наращивать своё могущество — бессмысленно, в этом смысле он и так уже достиг всего, чего можно. А надо увидеть всю Русь целиком, а значит — и на себя глянуть со стороны, по справедливости оценить, что действительно твоё, а что отобрал у более слабых товарищей. И вот это лишнее следует добровольно отдать. Да, станешь не столь богат, столь многочисленную дружину содержать не получится, придётся её несколько сократить — зато и врагов заметно поубавится, да и князь перестанет на тебя смотреть столь подозрительно — а то опасен такой вельможа, у которого уже столько власти и который ещё большего хочет — а куда ещё больше? Разве что самому князем сделаться.
    И когда другие бояре увидят, что сам Свенельд стал столь умеренным и щепетильным, то многие из них тоже поумерят аппетиты, будут больше считаться со справедливостью, а не хвататься за всё, что подвернулось под руку, и, глядишь, станет общепринятым, что вот так и надо себя вести, а это и означает преображение дружинного идеала. И тогда бояре станут ядром уже более-менее сплочённой княжеской руси, которая сама по себе не склонна разваливаться, не нуждается в том, чтобы Жругр железной лапой поддерживал её единство.

    Навне вспоминается детский сон, в котором Яросвет (под видом её отца) поведал ей о тайном зрении. Теперь ясна сущность прозрачной стены, выросшей в том сне вокруг теремка. Будет у всех (да хотя бы у бояр для начала) такой тайный глаз, такая способность смотреть на себя со стороны и добровольно себя ограничивать — и утихнет вражда, теремки окажутся в гораздо большей безопасности — и не будут обязаны этим жуткому Жругру, за услуги которого приходится расплачиваться столь тяжким ограничением свободы.

    Вот такой у Навны план. Но как его осуществить? В поисках примера для подражания она всё внимательнее поглядывает на Исландию. Ведь Фрейя выполнила своё обещание, создала-таки страну, в которой порядок обеспечивается мало того что без уицраора, но и вообще без какой бы то ни было власти. Потрясающе; в этом спектре Исландия для Навны выглядит недостижимым образцом, ослепительной путеводной звездой. Но ведь русская богиня понимает, что ей в Поле без грозного уицраора не обойтись, а потому не может прямо равняться на опыт Фрейи. И переводит взгляд с нынешней Исландии на Норвегию недавнего прошлого — а что если Фрейя всё-таки могла подчинить норвежского уицраора, да просто не сумела? В любом случае надо повнимательнее присмотреться к тому, как из Норвегии вырастала Исландия — и почему мир свободы не возник в самой Норвегии.   
    И вот Навна в Исландии, в гостях у Фрейи. Но углубляться в исландскую жизнь пока не время; сначала надо получить ответ на обозначенный выше вопрос. И вскоре соборицы отправились в путешествие по норвежскому прошлому, лет на 70—80 назад.