Планета в океане

    Размышляя над тем, как перенести исландский опыт на русскую почву, Навна рисует.
    Вот нынешний мир, где превыше всего сила и организованность, — а потому тут сильнее всех уицраоры, а люди вынуждены под них подлаживаться. И вот мир, где порядок поддерживается не властью, а теми, кто умеет всех понять и всех примирить. То, что из первого можно уже сейчас пройти во второй, не подлежит сомнению: Фрейя с исландцами ведь прошла. Но прошла таким путём, каким Руси заведомо не протиснуться. Двигаться к тому миру свободы Русь может не иначе, как вместе со Жругром. А значит, нужна не отмена власти, а её преображение, согласование со свободой.

    Фрейе ясна суть дела. Она о Руси никогда не забывала, следила за её взлётом и знает, на что Яросвет с Навной нацелены сейчас. Размах впечатляет. Но прочно ли сооружение, не получился ли колосс на глиняных ногах? А если точнее, то не верится в послушность Жругра. Более-менее слушаться саму Навну — это ладно, но подчиняться ещё и народному идеалу… ну не верится Фрейе, что Жругр такое стерпит.

    А у Навны подобных сомнений нет:
    — Жругр будет таким, каким он мне нужен, потому что мне без него не обойтись. Не может такого быть на доброй Земле, чтобы мне что-то позарез нужно — а оно невозможно. Не может добрая Земля быть со мной столь жестока.

    Фрейя развела руками. Тут им трудно друг дружку понять. Ведь главнейшее расхождение между ними, чётко выявившееся ещё тогда, когда они вдвоём пытались укротить Жругра, — именно в их отношении к уицраору как явлению. Конечно, диаметрально противоположными их взгляды не назовёшь. Для обеих уицраор — символ мирового хаоса, страшнейшее из чудовищ, в том хаосе обитающих, поддерживающих хаос и усугубляющих (правда, Гагтунгр по натуре своей несравненно хуже — но у него же нет гигантской уицраорской мощи; то же можно сказать о хаоссах). И обе соборицы сознают, что за хаосом добрая Земля и на неё надо опираться. Но Навна точно знает, свято верит, что на Землю действительно можно опереться в чём угодно — без всякого исключения. В том числе в приручении хоть самого страшного из уицраоров. Раз Жругр Навне необходим — значит, будет её слушаться: Земля поможет, даст союзников, которые помогут укротить уицраора в любых обстоятельствах. Навна врывается в хаос, поскольку верит, что он её не проглотит — сила не за ним, сила у Земли, и есть Яросвет, который найдёт способ задействовать эту силу. А Фрейя больше верит в себя, чем в добрую Землю. И предпочитает отгораживаться от хаоса, в первую очередь от его главной ударной силы, то есть уицраоров.
    — За хаосом — сама Земля, — напомнила Навна. — Закрываясь от хаоса, закрываешься от Земли.
    — У меня тут своя Земля. Идеальная. Потому что свободная, а это главное.

    Навне и самой казалось, что заглянула в Земной рай — идеал демиургов и собориц. Во всяком случае, тут налицо хотя бы одна из главнейших черт Земного рая: порядок держался без какой бы то ни было власти, только на самих людях. Да, отчасти прообраз будущего. Большая Земля с разгулом свирепых уицраоров сама по себе, а Исландия рядом с ней, но сама по себе — как Луна. Планета Исландия.

    Вот только способен ли этот чудесный мир расшириться за пределы маленькой страны у Полярного круга? Нет, пожалуй, только в такой природной крепости он и мог существовать. Так что, при всём восхищении, променять свой несовершенный, зато огромный мир на этот Навна никак не желает. Она мечтает построить  мир свободных людей на большой Земле, прямо в силовом центре Ойкумены, в Поле, настежь открытом для страшных степных уицраоров. А там без геора — как в море без корабля. Вот тут у неё с Фрейей вовсе противоположность. Навне необходим геор, а Фрейе не нужен даже и этнор, да и любая власть ни к чему.

    — Ты не понимаешь, как мне дорог Жругр, — сказала Навна. — Я на нём вернулась в Поле. В землю наших с тобой предков. Там Асгард.

    Конечно, Фрейю тоже тянет на большую Землю. Правда, о Поле она не мечтает. Да, это земля её предков, но они сами оттуда ушли, таким образом отдав её тем, кто уходить отказался. Но вообще выйти далеко за пределы Исландии (в сторону Европы или Америки) — да, очень хотелось бы. Однако это разве что в отдалённом будущем, планировать которое сейчас бессмысленно, а пока Фрейя озабочена тем, чтобы прочнее закрепиться в Исландии. А в этом смысле влияние большой Земли весьма неоднозначно. Она не отпускает новоявленную планету, исландский мир изрядно искажается из-за мощного притяжения большого мира. Проявляется это в том, что люди действуют зачастую не по-исландски, чрезмерно держатся за привезённые из Норвегии обычаи, тем самым крайне мешая Фрейе довести её проект до совершенства. К тому же большая Земля нередко вовсе вырывает людей из Исландии, причём зачастую самых энергичных.

    Как вырывает, очевидно — в том бескрайнем богатом мире такие возможности для сильных и храбрых! Вот она, тяга большой Земли, грозящая опустошить планету Исландию, высосав с неё всех деятельных людей. Очень многих утащило из мира Фрейи тяготение большой Земли, чудовищную силу и сущность которого никто не понимал лучше, чем сама исландская богиня.
    Но, ощущая это тяготение и на себе, она не забывает, что в большом мире — уицраоры, и хорошо помнит свою эпопею со Жругром, блуждания в потёмках его медвежьей души, подобные вторжениям героев саг в могильные курганы. Уицраор душит свободу — и Фрейя не видит способа этому противостоять. Потому и сама остерегается большого мира, и за Навну опасается.

    Она сказала:
    — Но ты теперь зависишь от Жругра и ничего без него не можешь. А каков он — я тоже хорошо знаю. Ты с ним ещё намучаешься.
    — Намучаюсь, — печально согласилась Навна. — Но Земля мне поможет. И Яросвет.

    А потом сказала:
    — Как действует Союз миротворцев в Исландии, я понимаю; теперь надо выяснить, почему он не может возникнуть нигде в большом мире… в той же Норвегии, скажем. Мне в теории ясно, но надо разобраться подробно, это для меня крайне важно. Помоги, пожалуйста.
    — Полетели, — ответила Фрейя, чуток поразмыслив.

    Правда, полетели сначала не за море, а на западное побережье Исландии. Там вблизи Боргарфьорда большая усадьба, и в ней два довольно пожилых человека (по внешности — настоящие богатыри) о чём-то увлечённо беседуют. Навне сначала подумалось, что они вспоминают былые кровавые побоища, но нет — оказалось, обсуждают тонкости поэтического искусства.
    — Они оба знаменитые скальды, — пояснила Фрейя. — Один — Эйнар Звон Весов, а тот лысый великан устрашающего вида, похожий на тролля, — Эгиль, сын Скаллагрима. Вот к его жизни (а заодно к жизни его предков) полезно приглядеться, чтобы выяснить то, что тебе сейчас нужно.   

    Эгиль — самый известный из исландских скальдов. А черпать темы и вдохновение для стихов ему было откуда — находить всяческие приключения на свою голову он умел отлично. Как стихи Эгиля, так и рассказы о его похождениях будут потом передаваться из поколения в поколение — и на их основе в XIII веке появится уже письменная «Сага об Эгиле». В неё сейчас и углубимся, попробуем вместе с Навной выяснить, мог ли в большом мире возникнуть столь желанный для неё Союз миротворцев.