Мир умеренности

    Навна вникает в то, как поддерживается порядок в Исландии. Попробуем в этом разобраться и мы — и тут нам в помощь исландские родовые саги.
    А как они вообще появились и как дошли до наших дней? При их чтении напрашивается вопрос: к чему было тратить уйму времени и дорогущего пергамента на описание того, как один человек — не конунг или ярл, а простой человек — убил другого простого человека, как его самого потом в отместку убили и тому подобное? Как ни поразительно, мы о множестве рядовых исландцев того времени знаем гораздо больше, чем об иных современных им монархах. Неужели исландцам была настолько интересна частная жизнь обычных людей?

    Но если вдуматься, родовые саги — вовсе не о частной жизни. Все они — одна повесть о беспрерывной войне между Фрейей и хаоссой. О том, как верные Соборной Душе исландцы несколько веков защищали свой мир от хаоса и выглядывающего из него призрака уицраора, готового ворваться в страну в вихре распрей. Поле брани — души исландцев. Хаосса подстрекает каждого жить, никаких обязанностей за собой не признавая и ни с кем не считаясь. Её влияние часто приводит к распрям, каждая из которых — прорыв хаоссы в мир Фрейи, попытка его взбаламутить. Но увлечь за собой основную часть исландцев хаоссе не по плечу — на этом пути Фрейя воздвигла непреодолимую преграду в лице исландского народного идеала. Потому и распри в Исландии развиваются не так, как в других странах.
    Обычная для большого мира логика конфликта такова: чем больше врагов убьём, тем лучше, всех истребим — победим. Но в Исландии она не работает. Здесь полная победа в распре невозможна, поскольку сила в руках истинных сторонников Фрейи, а они всё равно заставят примириться. И тогда производится подсчёт: кто кого убил, кто кого ранил, кто кому ещё как-то навредил — и какая вира (выкуп) за это причитается. Победителей здесь ещё как судят, за все победы придётся платить. Если убил объявленного вне закона, или чужестранца, или убил кого-то при самообороне — тогда можно отделаться от виры, обычно же платить придётся. Причём много, вира способна довести человека до полного разорения, а иной раз даже и не позволяют откупиться, прямо приговаривают к изгнанию из страны или даже объявляют вне закона. Отчего участники распри попросту остерегаются убить слишком много врагов, вообще нанести противнику чрезмерный ущерб — опасения, которые на настоящей войне выглядят весьма странно. Ибо тут война ничего не спишет. Потому и настоящей войне не разгореться — возможна только умеренная распря, участники которой постоянно опасаются переборщить. В ней каждая из сторон лишь добивается для себя как можно более почётных и выгодных условий примирения — а в том, что таковое всё равно состоится, ни у кого сомнений нет. И вмешательство любой третьей силы тоже направлено на достижение столь же ограниченных целей, никто не имеет шансов использовать смуту для того, чтобы сделаться конунгом Исландии (или хотя бы её части). Какого бы накала ни достигали порой распри, сколько бы людей ни вовлекали в себя, никогда не возникало реальной угрозы настоящей гражданской войны или раскола Исландии на части.

    Собственно, желание избавиться от любой власти Навну нисколько не удивляло — и у славян оно часто проявляется. Главное средство поддержания порядка без власти — система кровной мести — тоже было прекрасно знакомо русской богине ещё из земной жизни. То есть вроде ничего особенного. Поражало то, насколько надёжно это работает.
    Порядок в Исландии поддерживают все — и никто. Исландский народный идеал не требует ни от кого заботы обо всей стране. Он признаёт, что каждый должен печься о своих близких, — но уточняет: лучшая помощь им — добиться, чтобы у них не было врагов. Для чего очень полезно знать весь исландский мир, все его внутренние взаимосвязи, чтобы со знанием дела встроить в него себя и своих. Кто это умеет — те и есть полезнейшие для страны люди, вместе они способны разрешить даже самый далеко зашедший конфликт, грозящий миру во всей стране. В этом смысле они совместно выполняют ту же роль, которая в Норвегии отведена конунгу. Но фундаментальное различие в том, что они такие же частные лица, как и все исландцы, у них нет власти как таковой, права приказывать. И нет того, что обязательно для князя или конунга, — усвоенной с детства личной ответственности за страну.
    Но вообще можно, не обладая властью, относиться к стране по-княжески ответственно и благодаря этому справедливо разрешать любые споры? Навна пристально всматривается в души исландцев, у которых такое получается в наибольшей мере.