Тропа Яросвета
И всё-таки не терпится поглядеть, что же ещё дальше, за Ближним раем.
— Яросвет, а ты ведь и за Ближний рай ходил — и наверняка хоть какую-то тропку наметил до того высшего рая.
— Наметил.
— Так и я хочу посмотреть.
— Так пойдём.
— Только скажи сначала, на что там смотреть в первую очередь… чтобы глаза не слишком разбегались.
Яросвет нарисовал точку, от которой, словно от брошенного в воду камня, расходятся круги. Четыре круга, четыре охватывающих друг друга пространства. И в каждом люди. Во внешнем — несметное множество, в смежном с ним — гораздо меньше, в следующем — ещё меньше, во внутреннем — всего с дюжину или две, а на самой точке, естественно, только один и уместился. И это сам Святослав. Впрочем, он порой меняет облик, превращается в кого-то иного; понятно, подразумевается князь вообще.
— Во внутреннем круге — князья, управляющие страной совместно. В следующем круге — князья, которые служат власти, а не распоряжаются ею. В третьем — тоже служилые люди, но не княжеского происхождения. Во внешнем круге — весь остальной народ, который не служит, а просто работает. Так вот, та тропа начинается где-то внизу, выходит на поверхность тут, — Яросвет указал на точку, где князь, — и проходит через все четыре круга. А смотреть будем на то, как эти круги один за другим преображаются — то есть люди в них начинают сами видеть, что для Руси хорошо, а что плохо.
Навна вообразила такое преображение (как бы пролетела над тропой) и сделала вывод:
— Значит, дойдя до внешнего круга, увидим, как сказать, зрячее народовластие.
— Да, там каждый может судить о благе Руси со знанием дела — а не как сейчас судят. А потому вече (уж не знаю, в каком виде оно тогда будет существовать) принимает разумные решения. А там внизу, где тропа начинается, — народовластие слепое. Потому что понятие общего блага по сути смешивается с общим мнением, подгоняется под него, хотя должно быть наоборот.
— Это мне очень даже знакомо, — заметила Навна невесело (ей так и вспомнилось, как сама в детстве не отличала истину от мнения старших и потому была убеждена в непогрешимости веча). — Что ж, пора в путь; где начало тропы?
— Полтора века назад.
И они откатились в то время, когда только подготавливалось рождение Жругра. Там народовластие слепое. Каждый считает себя вправе рассуждать про общее благо — вот только суждения эти основаны на чём угодно (будь то личная выгода, следование традициям или общему мнению, или ещё что), но только не на всестороннем объективном рассмотрении обстановки. Она ведь столь сложна, что разбираться в ней способен лишь человек, которого с раннего детства к тому готовят и у которого есть самые веские причины грызть гранит такой науки (или же гений — но речь сейчас не о редких исключениях, а о правиле). Пока такового нет.
Он появляется лишь тогда, когда тропа поднялась к той точке, где на рисунке Яросвета обозначен князь. Иначе говоря, вывела в современность.
Яросвет поясняет:
— Сейчас сын князя должен учиться так мыслить потому, что иначе ему власти не видать (или, во всяком случае, не удержать); а если ты не сын князя, то тебе это вроде и ни к чему; получается, такое мышление накрепко привязано к возможности достичь верховной власти. А при дальнейшем движении по нашей тропе увидим, что оно всё больше отделяется от помыслов о власти — и в последнем круге вообще утратит связь с желанием быть хоть каким-то начальником, даже мелким. А поскольку этот стимул постепенно исчезает, то он, естественно, должен замещаться чем-то другим.
Навна заглянула во внутренний круг и сказала:
— Тут сыновья, внуки, правнуки Святослава, правящие страной совместно. И каждый должен разбираться во всём так, словно он правит единолично и полностью за всё отвечает. Но почему должен, если на самом деле под его властью лишь какая-то часть страны? А потому, что если замкнутся каждый на своих местных делах, то утратят взаимопонимание и оттого примутся резать друг друга, пока не останется опять кто-то один… самый изверг. Словом, каждому князю надо мыслить масштабом всей Руси уже для того, чтобы жить по-людски. Тут много сложностей, но в целом ясно. А потому… вот она, тропа через этот круг, я её вижу…
И Навна решительно прошествовала через внутренний круг даже впереди Яросвета. Но на границе со следующим кругом застыла в нерешительности — очень уж далеко от современности, путь застилается вязким туманом, в котором мельтешат какие-то тени, смутные и переменчивые. Где там, за горами и долами, за непроглядной тьмой кроется тот высший божественный рай, как не забрести в тупик? Стёжка вроде потерялась.
Яросвет подсказал:
— К тому времени княжеский род очень разрастётся, разветвится, будет множество родов. На верховную власть всерьёз смогут претендовать лишь самые могущественные из них. Остальные так или иначе, явно или прикрыто, оказываются у них на службе. И правильное решение в том, чтобы, во избежание хаоса, всем служить кому-то одному. Все служилые князья объединяются вокруг какого-то одного рода, а чтобы он не раздробился, устанавливают прямой порядок престолонаследия, так что это уже не род получается, а династия.
Навна задаёт уточняющие вопросы, Яросвет отвечает — и картина становится довольно определённой. Конечно, она заметно отличается (большей частью в лучшую сторону — ведь даже Яросвет, при всём своём реализме, склонен выбирать более оптимистичные варианты будущего) от того, что сбудется потом в реальности при объединении русских земель вокруг Москвы. Как-никак и Яросвет в чём-то просчитывается, а главное — тут перед ним задача с кучей неизвестных, поскольку многое может перемениться вокруг Руси и на планете вообще за следующие века. Поэтому нарисованное демиургом будущее имеет весьма обобщённый вид.
Внимание Навны сосредоточено не на династии, а на гораздо более важном — на множестве князей, которые оказались в стороне от верховной власти. На чём должна держаться их ответственность перед Русью?
— На желании быть достойным предков, — подсказал Яросвет.
— Но предки правили страной, а эти потомки служат династии. Собственно, они лишь по происхождению князья, а по положению — бояре.
— Так мы уже в круге столь широком, что заполняющие его люди не могут править даже совместно — их слишком много, подели власть на всех — каждому достаётся всего ничего. А брать пример с предков эти князья-бояре всё-таки могут, поскольку имеют с ними много общего. Ведь граница между властью и службой не так уж резка, если речь о власти, разделяемой с другими князьями, и службе на высоких должностях.
— Ага… Как бы в общих чертах ясно… Идём дальше…
И Навна пересекла второй круг — правда, отнюдь не так лихо, как первый, а след в след за проводником. Добравшись до третьего, даже не пытается гадать, ждёт разъяснений. И Яросвет рисует картину, во второстепенных деталях сильно отличающуюся (опять же, больше в хорошую сторону) от будущей Российской империи; однако ясно (во всяком случае для самого Яросвета) просматривается главное — дворянское сословие, в котором личная сопричастность к государству важнее даже равнения на предков.
— Это всё хорошо, хотя не очень понятно, — философски заметила Навна. — И я в этом, несомненно, разберусь… когда и впрямь досюда доберёмся.
И пробрела сквозь третий круг, буквально держась за Яросвета. А он и сам тут насчёт многого сомневается, а что и объясняет, так Навне зачастую сложно понять, слишком мало сходства со знакомыми ей реалиями.
И вот впереди замаячил внешний круг. Здесь разумно мыслить обо всей стране считается почётной обязанностью любого человека — даже если его работа не связана с властью вообще никак.
— Живёшь на Руси — должен о ней заботиться, словно о своём доме, для этого надо её знать, — обосновал это Яросвет. — Иначе уважать себя не будешь.
— А раз каждый во всём разбирается, — заключила Навна, — то вече в самом деле такое мудрое, каким оно мне мне представлялось в детстве. Словом, нет больше противоречия между свободой и порядком.
Потом поглядела по сторонам и грустно добавила:
— А больше я тут ничего не вижу. Ну и ладно. Всему своё время.