Князья тоже люди
Сам Владимир тоже мыслит по-старому и ни о каком разделе владений между сыновьями по старшинству не помышляет. На склоне лет, не доверяя своим старшим сыновьям, он задумал передать всю власть одному из младших — Борису. После чего отношения со старшими разладились совсем. Один из них, Святополк, плёл интриги в самом Киеве, а второй, Ярослав, открыто поднял мятеж в Новгороде.
Предчувствуя скорую смерть, Владимир отправил Бориса с войском против будто бы собирающихся напасть на Русь печенегов; иначе говоря, отдал войско в руки своего предполагаемого преемника.
Навна вполне разделяла особые симпатии Владимира к Борису, только смотрела на дело глубже. Она ещё не совсем отчаялась в том, что сыновья Владимира сумеют примириться и поделить волости по старшинству. Если же такое не получится (а к тому дело и идёт, судя по всему), то надо добиться хотя бы того, что возможно: пусть хоть кто-то откажется от участия в схватке за власть — и тем самым подаст пример хотя бы внукам Владимира, раз уж его сыновей воспитать должным образом не получилось.
Когда войско стояло на реке Альте, русская богиня явилась Борису во сне:
— Борис, твой отец, конечно, по-своему прав — для Руси лучше, если князем стал бы ты. Но старшие братья с этим не смирятся; если ты и победишь, то не иначе как убив их.
Для Бориса этот вопрос страшно болезненный. Однако деваться вроде некуда:
— Я рад бы подчиниться Святополку, раз он самый старший. Но он же убьёт и меня, и Глеба, если мы ему доверимся. Я не за власть цепляюсь, а спасаю себя и младшего брата. К тому же и Святополк, и Ярослав строят козни против отца — разве так можно делать? И если отец из-за этого их отверг и сам меня назначил наследником, то как пойти против его воли?
— Допустим, ты победил братьев и стал князем всей Руси. У тебя выросли сыновья… и опять повторится то же?
— Нет! Я воспитаю их так, чтобы они были дружной семьёй, где младший слушается старшего, а старший заботится о младшем.
— А на чьём примере ты будешь их так воспитывать, если сам возьмёшь власть через трупы старших братьев?
— Я и сам понимаю, что всё это страшно. Но что же мне остаётся делать?
— Нужен живой пример князя, способного жить по-человечески. Ты и станешь таким примером. Святополк самый старший — так подчинись ему добровольно.
Борис подумал и ответил:
— Он наверняка убьёт меня и других братьев, подчинит всю Русь. Получается, я для детей братоубийцы должен быть примером?
— Нет. Если Святополк вас убьёт (а я всё-таки немного надеюсь, что не убьёт), мы поддержим кого-то из других твоих братьев — Ярослава, скорее всего. Вот для его потомков ты и станешь примером — для потомков того, кто хоть и сам не без греха, но власть получил как мститель за братьев.
— А если за меня отомстит Глеб?
— Да не получится у него. Нынче борьба за власть — дело слишком жестокое; тут Ярослав нужен; или, может, кто другой, но не Глеб. А Глеб — он с тобой будет, тут.
И она показала Борису небесную Русь:
— Вот отсюда вы будете присматривать за всеми князьями, наставлять добру и отвращать от зла. Вы сделаете княжеский род одной дружной семьёй, которая и сама будет счастлива, и всей Руси обеспечит мир и процветание. Вот для чего вы с Глебом нужны — потому что лучшие из сыновей Владимира; а земная власть не обязательно должна достаться лучшему.
Борис в нерешительности. Дело, которое поручает ему Навна, в самом деле куда достойнее даже княжеской власти, да и привык с детства к Навне прислушиваться. Но многое мешает согласиться — тут и страх смерти, и воля отца, и то, что надо пожертвовать земной жизнью также и младшего брата, а не только собственной, да мало ли что ещё. Навна смотрит на княжича пристально — вроде и уверена в нём, но не слишком ли многого от него требует? Наконец, не выдержав, добавляет горячо, чуть не плача:
— Борис, помоги мне! Если откажешься, если будешь держаться за земную жизнь — мне же не к кому больше обратиться!
— Так и сделаем, — пообещал Борис.
Вскоре на Альту пришла весть о смерти Владимира.
— Войско при тебе. Убей братьев и стань повелителем Руси, — указал Борису Жругр.
Но Борис выступить против старшего брата отказался. Тогда воины ушли от него к Святополку. Теперь уже тому Жругр велит истребить братьев и завладеть всей Русью. Навна отговаривает Святополка:
— Борис тебе добровольно подчинился. Дай ему и Глебу те уделы, которые им причитаются по старшинству.
— Я лучше знаю, что им причитается, — отрезал тот.
Через него приказ Жругра прошёл к дружине. Люди Святополка убили трёх сыновей Владимира — Бориса, Глеба и Святослава. Но последний погиб, когда бежал в Венгрию с целью привести оттуда войско — а это совсем не то, чему учила Навна.
Так что не получилось утвердить братство князей прямо сейчас — и пришлось задействовать запасной вариант. Навна кинулась за помощью в Новгород. Ещё раз удостоверилась, что настоящий родной дом, действительно надёжное пристанище у неё до сих пор именно здесь. Защитить идею братства князей — это тогда означало примерно покарать того, кто всех откровеннее ею пренебрегает. А значит, Навне ничего не оставалось, как поддержать Ярослава. Он вырос на севере (с детства княжил в Ростове, потом в Новгороде) и на Киев теперь претендовал как мститель за убитых братьев, опираясь, прежде всего, на новгородцев. Всё это привязывало его к Навне. А новгородцы его поддержали, поскольку их не устраивало, что судьба престола решается на юге. Русский князь, по их мнению, — всего лишь воевода дружины, отправленной на юг для защиты интересов коренной Руси, и назначаться он должен в Новгороде. Вот и назначили таковым Ярослава.
Дальнейшее показало, что если Навна может твёрдо положиться на новгородцев, то опора Жругра на Киев весьма шаткая, сторонников Навны и на юге немало. А когда стало ясно, что Святополк теряет поддержку на Руси и может бороться за власть, не иначе как опираясь на Польшу и печенегов, то Жругр от него отрёкся, признал князем Ярослава. Пока получился компромисс между Навной и Жругром. Почти всю Русь взял в свои руки один князь, как того хотел Жругр, — но это князь, тесно связанный с севером — бастионом Навны. У Ярослава гораздо больше взаимопонимания со Жругром, чем с Навной, — зато власть он взял как мститель за братьев. В общих чертах, повторение того, что было сорок лет назад.