Дракон на воле

    — Чудесно, — сказала Навна Жругру. — Волга уже наша, пора заняться Крымом.
    Правда, уничтожить Крымское ханство тогда возможности не было, но выдвинуть засечные черты далеко в степь и запереть крымцев в Крыму — задача посильная, если взяться за неё засучив рукава. Навна уже воображала, как русские пашут чернозёмное Поле до самого моря, не боясь ничьих набегов.
    — Посмотрим ещё, — неопределённо протянул Жругр. — Пожалуй, сначала надо с Литвой разделаться.
    — Да мы в ней увязнем намертво, лучше не соваться. К тому же Литва и Польша тоже страдают от крымского разбоя, они наши естественные союзники.
    — Мне они не союзники, они мою землю захапали и моих людей.

    Навна чувствовала, что рай рассеивается.
    Пока выбиралась на Жругре из пропасти, оба более-менее соблюдали уговор: ей — дела небесные, ему — земные. Боялись друг друга сердить, чтобы не перессориться и не свалиться назад в бездну. Но едва выкарабкались, как вспомнили, что нельзя по-настоящему властвовать на небе, не имея власти и на земле, — и наоборот. Земная часть Руси переплетается с небесной, тут не две Руси, а одна. Так кто на Руси главный? Раньше и Навна, и Жругр остерегались этот вопрос шевелить, а ныне он всё настоятельнее требовал ответа. Навна задумывалась над тем, как понадёжнее обуздать своего буйного коня, а тот — о том, как вовсе избавиться от её опеки.

    Главная причина разлада обычна — узколобость уицраора. Умей Жругр мыслить широко и объёмно, сам понял бы, что, слушаясь Навну, будет счастлив, насколько это вообще для него возможно, — она ведь печётся о своём верном коне куда лучше, чем тот сам способен о себе позаботиться. Но в том-то и загвоздка, что никакой он не верный. И притом на земле он обладает властью, о которой его предкам трудно было даже мечтать, ну а небо уицраор видит плохо и сильно недооценивает. Так что считает вполне реальным, владея земной Русью, подчинить и русское небо.
    Ведь народ сейчас зримо организован только вокруг Жругра. Самоорганизация снизу, на которую ранее опиралась Соборная Душа, растаяла в прошлом со звоном вечевых колоколов. Не нужен такой колокол, поскольку незачем людям совместно обсуждать общие дела: государь за всех решает. Но если решает он неправильно? Жругр намеревался отбить у всех охоту ставить вопрос столь непозволительным образом. Это для него важнее всего прочего. На Крым наступать, на Литву, ещё куда-то, вообще никуда — это всё вторично, а главное в том, чтобы окончательно взять Русь в свои лапы, подчинить всех не только внешне, но и внутренне. Захватить даже Небесный Кремль.
    Жругр стремился превратить ту социальную вертикаль, которая сложилась за последнее столетие, также и в этническую. В его грёзах полностью подчинённый уицраору царь — глава не только государства, но и русского народа, верховный судья в любых вопросах, включая духовные. Жругр всё определённее ощущает себя самого вершиной русского народа, полагает, что русскость каждого человека определяется его местом в государственной машине. Чем выше в ней человек, чем ближе к Жругру, тем он более русский. Получается, царь по определению самый русский. Вопрос о служении власти русскому народу при такой логике просто нелеп. Коль царь самый русский, то его воля и есть глас народа.

    — Дракон на воле, — грустно заключила Навна, разглядывая наливающегося гордыней Жругра. — Яросвет, что делать будем? Из пропасти я успешно выбралась, у меня нынче такой Жругр, с которым никаких чужих уицраоров можно не бояться. Но теперь я его самого до смерти боюсь. Он же знает, что без него я покачусь обратно в пропасть, вот и наглеет. Раньше мы с ним боялись вместе. Теперь я за него держусь, а он за меня — нет… вот такое воистину страшно.
    — Для начала надо вспомнить, с чего всё это началось.
    — С Ясаора.
    — В чём именно он исказил наши планы?
    — Но тут всё ясно. По идее, Жругру следовало давать всё больше воли по мере того, как Русомир учится его понимать. Так что Жругр получил бы власть, которую имеет сейчас, лишь когда Русомир поймёт его полностью. На деле за эти века Русомир отстал от него настолько, что даже не представляю, как сможет догнать.
    — Так приглядимся, в чём это отставание выражается и как можно его преодолеть.