Многоликий Русомир

    Сначала уместно ещё внимательнее приглядеться к идеалу русского народа.
    Напомню, что он многоедин, проявляет себя в очень разных ипостасях (о чём говорилось ещё в главе «Соборность»). Причём те порой столь отличны друг от друга, что представляют собой самые настоящие личности, идеалы той или иной части народа — и каждый из них Навна взращивает по-особенному. В этой книге основное внимание уделено одному из таких идеалов — Русомиру, идеалу обычного русского мужчины. Обычного в том смысле, что не принадлежит к какой-то резко выделяющейся из народа группе — как то правящая династия или духовенство. Значимость Русомира столь громадна, что нередко он здесь даже именуется просто русским идеалом, хоть это и неточно.
    А у Русомира, в свою очередь, тоже немало ипостасей — ведь на него равняются люди, ведущие отнюдь не одинаковый образ жизни. У бояр своё понятие о том, как следует жить, у купцов — своё, у крестьян — своё, и так далее; причём на это могут накладываться также региональные и прочие различия. Отчего и Русомир весьма многолик. И всё-таки пока нет такого, чтобы какая-то из его ипостасей оторвалась от него так далеко, как прежде Дружемир. Да, можно говорить о боярской ипостаси Русомира, крестьянской или ещё какой — но не о неком вовсе отличном от Русомира идеале. Одна культура, одна вера, одна держава и так далее — и народный идеал не слишком расслоён. Нет каких-то чётких границ между сословиями. И как ни отличен боярин от пахаря, но между ними — разные переходные слои, и негде провести чёткую границу: мол, по эту сторону верхи, а по ту — низы. Да, верхи и низы есть, это очевидно; но ни те, ни другие не консолидированы и граница между ними расплывчата.
    Однако, будучи столь разными, равняющиеся на Русомира люди и на дела в стране смотрят очень по-разному, им сложно в чём-то сойтись сойтись. Не говоря уж о том, что по большей части и думать о таком не желают, замыкаются в местных или вовсе частных делах. Да и как думать о благе такой громадной страны, это же какие знания требуются и какая голова! Уж пусть лучше царь за всех думает, его к тому с рождения готовят.
    В мире метафизическом это проявляется в том, что Русомир практически полностью отдаёт политику на усмотрение Жругра, не сознаёт того, что народ должен как-то организоваться сам по себе, а не только вокруг царя.

    — Если народ научится вырабатывать разумное общее мнение и соответственно влиять на власть, — сказал Навне Яросвет, — то будешь управлять Жругром через Русомира. А если не научится, тогда его дворянская ипостась станет особым идеалом вроде Дружемира, — и будешь управлять Жругром через него.
    — Первый вариант намного лучше.
    — Конечно. Зато второй намного вероятнее.
    — Но первый всё-таки возможен?
    — При очень благоприятных условиях.
    — Раз возможен, то на него и настраиваюсь.

    Впрочем, главное при обоих вариантах одинаково: Навне будет на кого опираться для обуздания Жругра.
     В её Мире жизненного пути это выглядит как новый крутой подъём. С виду неприступный, но такое не впервой и потому не страшно. Так что в мечтах она уже на той вершине. Под горой она дрожит перед зазнавшимся Жругром, а наверху он в её воле. Чудесно и вдохновляет. Но как именно туда подняться? Размышляя, Навна изучает историю других стран, смотрит, как поступали в мало-мальски похожих ситуациях другие соборицы. И взгляд её останавливается на Франции.