Великая Смута

    Спасти её должен третий, опекаемый Яросветом и Жарогором жругрит — земский. В отличие от отца, он не мнит себя стержнем русского народа, готов договариваться с Русомиром. И потому, вопреки отцу, настаивает: вопрос о династии не решён. В отличие от самозванческого жругрита земский решительно отбрасывает байку о спасшемся царевиче и заявляет: старой династии нет, давайте думать о выборе новой. А в отличие от боярского говорит: думать и решать будем всем народом.
    Выдвинуть своего жругрита Яросвет решил исключительно из-за того, что выбора не оставалось. Вообще-то намного лучше было бы отвести Страшнейшему ещё несколько десятилетий владычества. Пусть он давно уже не слушался Навну, а та однажды даже грозила ему смертью, но острая фаза их противостояния пройдена ещё при жизни Ивана Грозного, а при царе Фёдоре они более-менее ладили. Вот и пусть бы этот уицраор пока правил — а Русомир между тем в спокойной обстановке набирался ума-разума под руководством своей наставницы; наберётся — тогда можно и выдвигать нового Жругра, способного к диалогу с Русомиром. Однако 1598 год поставил на таких планах точку. Династический кризис Жругру Страшнейшему не пережить — это для Яросвета голая истина; вот он и стал готовить замену.
    Но поскольку Русомир явно не дозрел, то должной поддержки обеспечить земскому жругриту не в силах — и голос того почти не слышен, тогда как его непутёвые братья уже начинают действовать, их программы проникают в умы и сердца.

    Хотя Жругр держался инерцией, но она сильна, и свалить его нелегко. Так что против него составилась целая коалиция: боярский и самозванческий жругриты и польский уицраор, вмешавшийся в русские дела вопреки воле Ванды. Вперёд вылез самый бесшабашный — самозванческий жругрит. Он при помощи сообщников расправился с Годуновыми, посадив на трон своего «Дмитрия». Такого удара Жругр Страшнейший не перенёс. Он же в принципе не представлял, что вопрос о власти может быть решён «снизу», — а когда такое стряслось, то абсолютно перестал понимать происходящее и упал замертво. 

    Вскоре боярский жругрит высунулся из тени, сразил самозванца и водрузил шапку Мономаха на голову Василия Шуйского. Вытесненный из Москвы самозванческий жругрит, однако, не стушевался, вытащил из рукава следующего самозванца как якобы повторно спасшегося Дмитрия. Ведь этот жругрит отрицал не только факт пресечения старой династии, но даже, в сущности, саму возможность такого пресечения в будущем. Потому что «царевич Дмитрий» не может умереть: убьют одного самозванца — появится другой под тем же именем как якобы спасшийся — и будет признан сторонниками этого жругрита, признан вопреки чему бы то ни было, так как им без «прирождённого государя» никуда. И пока жив сам жругрит, самозванцы будут из него вылазить, как грибы из грибницы. И до тех пор миру не бывать: самозванчество создаёт ситуацию, в которой любое сборище может выдвинуть на престол кого угодно под видом законного царя — и получается беспросветный хаос.
    Так вся страна раскололась на два лагеря, и началась многолетняя гражданская война. И хаосса свирепствует как никогда. Притом самозванческому жругриту всё больше помогает польский уицраор, боярскому — шведский, под прикрытием чего поляки и шведы постепенно оккупируют Россию.
    Польский уицраор напирал, а оба жругрита, демагогия которых постепенно утрачивала свою действенность (ведь мира и порядка никто из них так и не обеспечил), выдыхались. Особенно туго приходилось боярскому. Наконец он в отчаянии выбросил Шуйского на свалку истории и попросил помощи у польского уицраора. Тут началась трагикомедия вокруг королевича Владислава, в которого боярский жругрит вцепился, как ёрш в наживку, надеясь использовать его для своего спасения, и кончилось дело тем, что польский уицраор этого незадачливого жругрита просто слопал. Москву заняли польские войска.

    Сложилась невиданная ситуация: «правители стали кривителями», сами же привели иноземные войска в сердце России.
    Объяснение произошедшего изменой — чисто эмоциональное, по сути. Суть не в том, что Семибоярщина состояла из каких-то патологических предателей, а в том, что бояре были уже полностью дезориентированы и не знали, за что ухватиться для сохранения в стране хоть какого-то порядка.
    Ведь и сам инвольтировавший их жругрит безнадёжно запутался и никакого разумного решения подсказать не может. Справедливо критикуя отца за то, что тот решил вопрос о власти келейно, он фактически шёл по его стопам — хоть и не столь откровенно. Фактически он тоже не признавал народ как самостоятельную сущность, отводя роль вершителя судеб России боярству — оно на вершине жругровской иерархии. То есть и этот жругрит решил вопрос о власти самочинно — чего в сложившейся ситуации делать было нельзя.