Идеальный теремок
И надо строить новый теремок.
Прежний, в котором Русомиру предстояло сладиться со Жругром, после столь резкого поворота стратегии русских богов стал выглядеть курьёзом и рассыпался. А каким родится новый?
Навне грезится, что он будет совсем особенным, не похожим на прежние — потому что что появится на свет в такой обстановке, в какой его создательница от роду не бывала.
Здесь атмосфера совсем не та, что на юге. Воздух над Полем, насквозь пропахший опасностью, как бы прижимал Навну к реальности, заставлял размышлять о злобе дня, а не о том, чего душа просит. А над Ильменем дышится куда свободнее, и тут нянька часто и надолго воспаряет высоко над явью, мечтает о том, как бы ей наконец начать учить людей не воевать с кем-то, а просто жить дружно.
И чувствует, как из дальних закоулков её души всплывает идеальный теремок — тот, что переливающимся всеми цветами радуги маревом порой маячил за её богатырскими теремками. Хватит ему прятаться, он должен открыться всем, стать пятым — и вечным — теремком Навны. А потому она подолгу внимательно его разглядывает снаружи и изнутри, во всех ракурсах.
А когда достаточно изучила, скатилась в раннее детство и поплыла оттуда к современности, придирчиво исследуя свои теремки, отмечая их недостатки. Такие походы по своей биографии она и раньше предпринимала многократно — но словно в сумраке, многого не различая. А на сей раз идёт со светильником, роль которого выполняет образ идеального теремка. Иначе говоря, поскольку Навна уже неплохо знает, что представляет собой идеальный теремок, то может сравнивать с ним все свои былые сооружения, выявлять их отклонения от высшего образца.
Сейчас она иначе воспринимает то появление первого теремка на отцовском щите. Нынешняя Навна, насквозь видя Навну тогдашнюю, знает: та подсознательно ожидала узреть на щите не какой-то иной, а непременно идеальный теремок. Потому что именно его и строила, хоть и не сознавая того. Главная мысль, которую малолетняя учительница всячески — словами и личным примером — внушала младшим, состояла в том, что надо всегда во всём друг другу помогать и более всего уважать тех, кто наиболее полезен другим. А это ключевая идея именно идеального теремка. К нему Навна шла. А вместо него обнаружила на щите другой, богатырский. Почему?
«Надо же просто помогать своим — и всё будет хорошо…» — «Да, этого достаточно, если никто со стороны не мешает. А нам обры мешают. Покончим с ними — тогда и заживём как хочется».
Ну какой идеальный теремок после осознания того, что путь к мирной счастливой жизни — только через поле брани?
Да и то сказать — а какой ещё теремок, кроме богатырского, мог нарисоваться на щите? Будь явь такова, что в неё впишется идеальный теремок, отец наверняка показывал бы устройство мира не на щите, а на чём-то, к войне отношения не имеющем. Но у словен кругом оружие, без него никуда, так что и о круге земном естественно рассказывать, используя щит как наглядное пособие.
Вот так в десять лет Навна поселилась в богатырском теремке, а тот идеальный схоронился за пределами её сознания. И высовывался редко и робко — не до него было Навне. Ну а потом запрятался ещё глубже — второй теремок плотно его замуровал до конца земной жизни Навны.
И в загробном мире не легче. Первый её небесный чертог предназначался для воскрешения брата и сестёр — тут уж не до умствований о высшем совершенстве, лишь бы своих на небо втащить. Правда, идеальный теремок выглянул было из надсознания Навны, когда после воскрешения брата она узнала, как на самом деле будет обеспечиваться послушность Жругра. Однако ненадолго: сверкнул мечтой о восхитительном, но страшно далёком будущем — и опять в своё укрытие.
И когда воздвигла четвёртый теремок, призванный влиять уже и на земной мир, — какую главнейшую идею он туда излучал? Объединиться вокруг общеславянской власти, чтобы отвоевать Поле. Мало того, что он тоже богатырский, так вдобавок единовластие проповедует, то есть стал ещё ближе к суровой реальности и ещё дальше от высшего совершенства.
Сколь бы ни разнились прежние теремки, одно оставалось неизменным: их облик в огромной мере навязывался близостью захваченного врагом Поля. Тяготение грозного Поля искажало образ теремка, отрывало его от идеала; вечно находящийся под угрозой дом Навны поневоле делался ориентированным на войну. Конечно, решение известно: взять Поле в свои руки, обеспечить мир — после чего Навна и сможет безмятежно строить самые расчудесные хоромы. Но не получается же. Зато ныне получилось нечто отчасти схожее: относительная безопасность достигнута — не потому, что мы стали всех сильнее, а потому, что надолго отгородились от врагов чащами и топями. Крайне однобокое сходство — и всё-таки оно есть.
Так можно ли сейчас построить идеальный теремок?
Следует изучить его ещё глубже.