Наступление Гагтунгра
Гагтунгр постарался, чтобы тряхнуло сверх всякой меры.
К тому времени он сумел заметно отжать Аполлона и немецкую Соборную Душу от Фобильда. Вертикаль Гагтунгр — Фюринг — Фобильд становится всё более реальной, так что идея передела мира всё прочнее входит в сознание немецкого народа, не сознававшего, что надорвётся, тщась перевернуть планету. Не то чтобы немцы определённо настроились военным путём достичь мирового господства, но как вариант уже допускали. Подстрекаемый Гагтунгр Фюринг (заодно с Тевтором, превратившимся в его подручного) собирался хорошенько отлупить Бартрада, после чего сделать его тоже своим сателлитом и тем самым достичь гегемонии в Европе.
Для предотвращения такой угрозы Аполлон с Яросветом и создали Антанту. Конечно, вообще-то Антанта — союз Жругра, Бартрада и Устра, но они не преодолели бы свои разногласия без помощи демиургов и собориц.
Получалось, что если начнётся новая франко-германская война, то она тут же перерастёт в общеевропейскую. России крайне опасно в неё вступать — взорваться может. А стоять в стороне — и того опаснее: Германия имеет все шансы на победу, а разделавшись с Францией, она неизбежно далее повернётся против России — уже потому, что у Фюринга явные глобаорские замашки, а любой глобаор — заведомо наш враг. И к тому же демиурги создавали Антанту как раз в надежде предотвратить войну: чем опаснее она в глазах Фобильда и Фюринга, тем вероятнее, что они в итоге решат не рисковать и твёрдо настроятся на мирное развитие Германии. Правда, Бартрад, Устр и Жругр толковали Антанту по-уицраорски, стараясь использовать её как инструмент не только поддержания мира, но и получения разных выгод.
Несколько раз ситуация в Европе обострялась настолько, что пахло большой войной, но пока обходилось. Однако в 1914 году опять сильно заискрило на Балканах. А загореться там было чему — именно из-за того, что германский план Аполлона так и не был выполнен.
Напомню, Аполлон ещё раньше собирался присоединить к Германии коренную Австрию, а все её иноязычные территории отпустить в свободное плавание. Безусловно, без эксцессов там не обошлось бы, но они в данном случае всё равно неизбежны, главное же в том, что тогда Германия оказывалась сама по себе, а бывшие австрийские владения — сами по себе, и конфликты там едва ли спровоцировали бы общеевропейскую войну. На деле же Австро-Венгерская империя до сих пор в прежних границах, а значит, глубоко впутана в балканские дрязги. Особенно серьёзен её хронический конфликт с сербами. Вот там сначала и бабахнуло — а потом никто не желал уступить и всеевропейская война началась.
Её возникновению очень способствовало то, что народные идеалы всё ещё скорее простонародны по сути своей. Это видно уже по тому энтузиазму, с которым они летом 1914 года набросились друг на друга. Ни один из них не сознавал, в какую немыслимую бойню влезает, ни один не оценивал ситуацию адекватно.
В первые месяцы войны фронт между Силами Света и Гагтунгром совпадал с фронтами между войсками Антанты и германского блока. Наступление немцев в земном мире сопровождалось наступлением полчищ Гагтунгра в мире эфирном. И провал немецкого блицкрига означал крушение замысла Гагтунгра о приведении Фюринга к мировому господству. Доверие Фюринга к Гагтунгру, а Фобильда — и к Фюрингу и к Гагтунгру, сильно пошатнулось, поскольку было намертво связано именно с верой в блицкриг; и оно едва ли восстановится, даже если война завершится-таки успешно для Германии (а что в затяжной войне её шансы невелики, ни для кого не являлось секретом). Так что Гагтунгр, на словах продолжая именовать Фюринга истинным глобаором и по-прежнему клянясь ему в вечной дружбе, в уме уже зачислил его в ложные глобаоры; словом, списал.
Отныне планетарный демон делает ставку не на победу Германии (хотя такой исход для него оптимален, но это уже второстепенно), а просто на войну как таковую — чем длительнее и тяжелее она будет, чем сильнее всех ожесточит, тем легче потом будет строить мировую тиранию. Демиурги же стремятся к скорейшему миру — на основе какого-либо компромисса; разгром Германии для них совсем не обязателен — достаточно, если Фюринг с Фобильдом после такой мясорубки излечатся от иллюзий насчёт возможности достичь гегемонии путём войны и отойдут от Гагтунгра окончательно.
Таким образом, фронт между Силами Света и Гагтунгром разворачивается, утрачивает связь с фронтами европейской войны; теперь он выражается в земном мире как противоборство сторонников поиска компромисса с алчущими сражаться до победного конца.
Причём последние по большей части тоже вообще-то хотели мира. Но войны обычно происходят не потому, что кто-то хочет воевать, а потому, что стороны не могут сойтись насчёт условий мира. Так и тут: всё упиралось в невозможность найти компромисс, который мало-мальски устроит хотя бы основные враждующие силы. Мир без аннексий и контрибуций — формулировка, годящаяся разве что в качестве некой идеальной основы, строго придерживаться которой всё равно не получится. Та же Франция, понеся такие жертвы и видя перспективу победы, непременно затребует хотя бы Эльзас и Лотарингию; и без того шаткая Австро-Венгрия после такой встряски в прежнее состояние всё равно не вернётся; и польский вопрос надо решать как-то по-новому; и прочее подобное; — словом, всё равно предвоенный статус-кво не восстановить даже при всём желании. Вот в таких частностях и увязла идея заключения мира; однако всё это можно было бы утрясти — при достаточном стремлении к миру, а его и не хватало.
Каждый из уицраоров возбуждён перспективой урвать богатую добычу и притом сознаёт, что только оглушительной победой может оправдать в глазах народа колоссальные жертвы и лишения. Первоначальный кураж понемногу отступает перед сознанием того, что отнюдь не все сцепившиеся в кучу-малу уицраоры выберутся из неё живыми. А поняв это и потому почувствовав настоящий страх, они тем более исполняются решимости бить собратьев смертным боем. Элитарные идеалы их в целом поддерживают. Но настоящая сила нынче у идеалов простонародных — а те на что настроены?
Сначала они колошматили друг друга от души, предвкушая каждый свою скорую победу. Но по мере затягивания войны их боевитость шла на убыль — равно как и доверие к уицраорам. Движение простонародных идеалов к всенародности в таком экстриме ускорилось многократно, они мыслят всё самостоятельнее — а это даёт демиургам шанс кардинально спрямить исторический путь, произвести рывок там, где в мирное время можно продираться лишь медленно.
Вот только очень уж трудно народным идеалам просвещаться столь стремительно. Так что в этой метафизической битве перевес в целом на стороне Гагтунгра, война продолжается. Однако в разных странах по-разному — и сложнее всего предсказать, как повернётся дело в России.