Фобильд

    Превращение простонародных идеалов во всенародные шло тогда во многих странах, особенно европейских, так что Навне есть с чем сравнивать. Об этом можно написать очень много, но ограничимся происходившим тогда в Германии — оно имело колоссальное значение для судеб мира.

    Как ранее говорилось, германскую политику исстари определяли уицраор Тевтор (вернее, там целая династия Тевторов) и элитарный идеал Гебитер. Этот тандем, гораздо больше зарящийся на чужие земли, чем желающий обустраивать свою страну, в итоге привёл к дроблению Германии на кучу государств. Нынешний Тевтор владеет лишь небольшой частью немецких земель — Австрией, зато господствует над многими славянскими народами, венграми, отчасти — румынами, и фактически контролирует большую часть Италии. Словом, действует в стиле предков — привязан гораздо больше к чужбине, нежели к родине.
    Но если прежним Тевторам такое сходило с лап, то нынешнему уже не сойдёт. Дело в том, что его клеврет Гебитер — лишь бледная тень того, что вдохновлял средневековых рыцарей. Во-первых, он фактически превратился в локальный, австрийский элитарный идеал, а в других германских государствах на его месте — другие; во-вторых, все элитарные идеалы пятятся перед наливающимся силой Фобильдом — простонародным немецким идеалом. Рост городов, промышленности, торговли ведёт к тому, что занятая производительным трудом основная масса народа делается всё организованнее — а она равняется на Фобильда, который не желает веки вечные прозябать на подхвате у элитарных идеалов. Он их уже задвинул бы в тень, однако ему страшно мешает то же, что и всем простонародным идеалам, — непривычка к политике и вытекающая отсюда потребность в поводырях.

    Разумеется, как Аполлон, так и Гагтунгр рады его вести и направлять — им очевидна потенциальная мощь этого гиганта.
    И Аполлон, и Гагтунгр продвигают идею создания общегерманской державы и однозначно ставят Фобильда над всеми элитарными идеалами (которых пока принимают в расчёт, но в долгосрочной перспективе уже списали). Они намерены изничтожить всех германских уицраоров, оставив лишь одного, которого следует прочно пристегнуть к Фобильду.
    Такое сходство планов демиурга и глобального демона объясняется тем, что оба мыслят стратегически, а потому ставят на растущие силы, а не на гаснущие. Но дальше мысли Аполлона и Гагтунгра резко расходятся — ведь первому нужна мирная свободная Германия, а второму — могучий безбашенный агрессор, который либо сам достигнет мирового господства, либо ввергнет мир в хаос — питательную среду для какого-либо другого претендента на мировое господство. А значит, у двух метафизических стратегов очень разные воззрения на то, как должны сложиться отношения Фобильда с общегерманским уицраором.

    Гагтунгр хочет, чтобы тот уицраор стремился к мировому господству, а Фобильд мыслил с ним в унисон. Такое открывало перед планетарным демоном воистину необозримые перспективы: если не только элита, но и все немцы нацелятся на завоевание чужих земель — получится такая заваруха, по сравнению с которой все средневековые буйства Тевторов и Гебитера — детские шалости. Гагтунгр уже тогда планировал то, что станет явью при Гитлере, — только чаял провернуть это пораньше и с куда большим успехом. И основания для таких надежд имелись. Кое-как осваивающийся в политике Фобильд активно учится у Гебитера — что вообще-то в порядке вещей, но учится отнюдь не только хорошему. Мысль об естественности немецкой экспансии во все стороны неплохо закрепляется и в сознании Фобильда. Он весьма восприимчив к сентенциям о том, что другие державы всё в мире порасхватали, оставив Германию сирой и обделённой, — что следует это исправить.
    Аполлон и немецкая Соборная Душа стараются повернуть мысли Фобильда в иную сторону, к мирному обустройству земель, населённых немцами; причём предполагается, что собственно Австрия войдёт в состав единой Германии, а все подчинённые ей сейчас народы получат свободу.

    Вопрос ещё в том, кому суждено стать общегерманским уицраором.
    Гагтунгр предпочёл бы видеть таковым Тевтора, с которым исторически тесно связан. План такой: Австрийская империя присоединяет к себе все немецкие земли — и превращается в Германскую империю от Северного моря почти до Чёрного. Впрочем, почти — это ненадолго. Столь мощная держава легко расширится дальше на юг, захватит и все Балканы — но и это лишь для затравки, первые шаги.
    Аполлону желательно сделать общегерманским кого-то из относительно слабых и миролюбивых уицраоров — или вообще вырастить для такой цели нового, вложив него полностью соответствующую духу эпохи стратегию, а нынешних извести подчистую.
    Получается, изначально прусский уицраор Фюринг не считался фаворитом ни у Аполлона, ни у Гагтунгра. Однако в итоге именно на него оба и поставили. Аполлон убедился (особенно в ходе революции 1848 года), что Фобильд, ввиду своей подслеповатости в политике, не может обеспечить достаточной поддержки какому-либо изначально слабому претенденту в общегерманские уицраоры; наоборот, он сам должен держаться за какого-то из нынешних сильнейших уицраоров. А это Тевтор или Фюринг; но Тевтор настолько испорчен вековой привычкой лезть за пределы коренной Германии, что на его исправление нет никакой надежды. Безусловно, Фюринг тоже не сахар — напомню, что он со Жругром и Тевтором поделили между собой Польшу; но всё-таки не такой забубённый экспансионист, как Тевтор, всё-таки гораздо прочнее связан именно с Германией. В свою очередь, Гагтунгр рассудил, что явная отчуждённость Тевтора от основной части немцев слишком уж ссорит его с Фобильдом, — и тоже забраковал его, положил глаз на прусского уицраора.
    Так что тут Аполлон с Гагтунгром тоже сошлись и ключевой вопрос теперь таков: на какой основе найдут общий язык Фобильд и Фюринг, кто будет ведущим, а кто ведомым? Аполлон с немецкой Соборной Душой стараются застолбить первенство в ожидаемом альянсе за Фобильдом, Гагтунгр — за Фюрингом.

    Побив в 1870 году Бартрада, Фюринг создал Германскую империю. Правда, Австрия осталась за её пределами, но хотя бы в урезанном виде общенемецкое государство стало реальностью. И вопрос об отношениях Фобильда с Фюрингом обрёл особую остроту.
    Фобильду сильно мешает непривычка жить в единой Германии, иметь дело не со сборищем локальных уицраоров, а с одним общегерманским. Русомиру в этом смысле куда проще; пусть он и не знает, как взять власть в свои руки, но хотя бы сама общерусская власть для него — нечто привычное, а общерусский уицраор — старый знакомый. Фобильд же зачастую даёт промашку просто от того, что ещё не освоился в новой ситуации. В свою очередь, Фюринг тоже лишь на ходу перестраивает своё мышление с прусского на общегерманское, привыкает к новому уровню ответственности. Такая их неопытность весьма помогает Фюрингу подчинять Фобильда, а Гагтунгру — самого Фюринга. Снова, как много веков назад, планетарный демон смотрит на Германскую империю как на свой главный инструмент в Европе; но значимость Европы с тех пор сильно возросла, так что и путь от европейской гегемонии к мировой стал гораздо короче — а потому Второй Рейх для Гагтунгра куда важнее Первого.
    А из элитарных идеалов теперь на первое место выдвигается, естественно, прусский — Юнкер, становящийся фактически общегерманским. Он издавна связан с Фюрингом, на него равняются почти все генералы и офицеры.

    Пока, при Вильгельме I (иначе говоря, при Бисмарке) борьба между силами света и тьмы не выявляет перевеса одной из сторон. Германская империя весьма милитаристическая, однако чрезмерной агрессивности ещё не выказывает. Куда затем склонится чаша весов — вопрос, но Аполлону и немецкой Соборной Душе очень нелегко сдерживать там Гагтунгра, так что на Германию с тревогой глядят и другие демиурги и соборицы — в том числе, разумеется, Навна.