Днепровский водоворот
В 1132 году Мстислав Владимирович скончался. Оставалось ещё четверо сыновей Мономаха. Старший из них, Ярополк, занял киевский стол, а Переяславль по лествичному праву причитался Вячеславу — он теперь второй в роду. Русских богов это вполне устраивало — сыновья Мономаха довольно молоды, так что Киев в их руках надолго, а Мстиславичи и Юрий (ставший третьим по старшинству) с потомством пусть дальше обживаются на севере. Когда очередь на верховную власть дойдёт до них, то они, пожалуй, в Киев уже и не поедут, станут управлять Русью из Смоленска или Суздаля, и вот так, относительно плавно, Жругр переберётся на север, хочет он того или нет.
Оно и сбылось бы, будь Русомир к тому готов. Но поскольку он с Властимиром по-прежнему не в ладах, то даже вроде бы приросшие к северу князья чувствуют там себя не очень надёжно и их тянет на юг словно магнитом. И Мстислав стремился обустроить свой род на юге. Перед смертью он договорился с Ярополком, что тот отдаст Переяславль старшему Мстиславичу — Всеволоду, который таким образом становится и наследником киевского стола, отсекая от него младших сыновей Мономаха.
Правда, Всеволод Мстиславич раньше целовал крест Новгороду, что будет княжить в нём до смерти. Но перспектива киевского княжения перевесила, и он отправился в Переяславль. Вячеслав стерпел такое нарушение своих прав, а вот Юрий Долгорукий — нет. Ведь, отдав сейчас Переяславль, он тем самым навсегда отказывался от верховной власти над Русью — за себя и за своих потомков. Правда, чувствуй он себя на севере достаточно прочно, мог бы и не ввязываться в драку. Вопрос тогда решился бы проще. Если по смерти Ярополка Вячеслав опять самоустранится от борьбы за полагающееся ему по праву и в Киеве сядет Всеволод, то Юрий скажет: старший в роду — я, а где старший князь — там и столица, то есть в Суздале, а кто там в Киеве княжит — не так важно. Но у Юрия логика та же, что и у Мстислава: теряя связь с югом, теряешь всё. Так что манипуляции с переяславским княжением он воспринял как смертельную угрозу своему семейству — и выгнал Всеволода из Переяславля. С этого и начала постепенно раскручиваться грандиозная междоусобная война, растянувшаяся на десятилетия. Она так или иначе затронула всю Русь, но в центре её — борьба за Киев. В ходе её стало окончательно ясно, что реальная сила — только у тех двух ветвей Мономахова рода, которые тесно связаны с севером. Они и бились за Киев друг с другом и с черниговскими князьями, а южные ветви Мономашичей мало что значили.
Именно с началом этой войны сложилось представление о Руси как только Среднем Поднепровье. В «Повести временных лет» ничего подобного ещё нет; там Русь — вся подвластная русским князьям территория. В продолжающих «Повесть» летописях сначала то же самое. Но с тридцатых годов XII века появляются и даже становится обычными упоминания о том, что кто-то, к примеру, пошёл из Суздаля в Русь, или из Руси в Новгород, и прочее в том же роде. А жители так узко понимаемой Руси (скорее — их верхний слой) порой именуются русью в противоположность тем же новгородцам, галичанам и прочим. Сопоставление всех подобных фрагментов показывает, что под Русью в узком смысле стала подразумеваться относительно небольшая территория по среднему течению Днепра — с Киевом, Черниговом и Переяславлем посредине. Причём такое видим во всех дошедших от того времени летописях, где бы те ни были созданы (есть, правда, нюансы, но тут ни к чему в них углубляться, сути они не меняют). Похоже, такое восприятие Руси тогда распространилось повсеместно — хотя параллельно продолжало существовать и прежнее, широкое. Подобное переосмысление имени собственной страны не могло произойти без самых веских причин, но в чём они заключаются?
Почему вдруг только это пространство стало зваться Русью — загадка. Какого-либо политического единства оно тогда собой не представляло. Более того — Чернигов был одним из главных недругов Киева, а вскоре наступил глубокий разлад также между Киевом и Переяславлем. Уже потому эта среднеднепровская Русь не могла отстаивать свои интересы как одно целое, да и нет даже намёка на то, что у Киева, Чернигова и Переяславля тогда имелись некие интересы, общие именно для них, а для других русских городов чуждые. Так что причины такого «сжатия Руси» следует искать не в тогдашней ситуации, а в прошлом. А что раньше объединяло эту — и только эту — территорию? Лишь то, что именно здесь издавна оседали переселенцы с севера — сама русь и её союзники, затем здесь обрусевшие. К примеру, уместно глянуть «Повесть временных лет» за 988 год — где Владимир строил крепости для этих переселенцев, и сравнить с территорией Руси в узком смысле. Русь в узком смысле — пространство, заселённое княжеской русью, — во всяком случае, она составляла здесь хотя бы верхний (городской, дружинный) слой населения.
Объявляя Русью только Среднее Поднепровье, необычайно громко заявила о себе как о самостоятельной, от князей не зависящей силе южная, днепровская, княжеская, дружинная (по-разному её можно назвать) русь, — народ Дружемира и Жругретты. И не от хорошей жизни заявила — княжеский род явно от неё уходил, уже и столичный статус Киева под вопросом, что для южной руси — крушение. Она же элитарна по самой своей сути, она всегда представляла собой окружение князей (прежде всего — главных, старших), которые живут здесь, а управляют всей громадной Русью и доходы получают отовсюду. Если ядро княжеского рода (а с ним и столица Руси) уйдёт отсюда и будет тут обычная периферия, то что делать южной руси? Часть уйдёт к новой столице, часть, оставшись на месте, растворится в местном населении, но в любом случае у княжеской руси как целого нет будущего, если Киев перестанет быть столицей.
А наименее связанная с югом часть княжеской руси — переяславская — в ходе этой смуты на глазах переориентируется с Киева на Суздаль. Почти постоянно в Переяславле княжат сыновья, а потом и внуки Юрия Долгорукого. А переселения оттуда в Низовскую землю приняли такой размах, что там возник город Переяславль (Залесский), причём даже реку, на которой его построили, переименовали в Трубеж для пущего сходства с южным Переяславлем. А зачем переселялись? Угроза со стороны степи — не объяснение: она как раз стала меньше, чем в прошлом. В XI веке половцы порой громили даже объединённые войска главных русских князей, о чём в следующем столетии могли разве что мечтать, но почему-то тогда переяславцы не хотели бежать на север, а теперь побежали? Да не было никакого бегства. Переяславль изначально возник как придаток русской столицы, то есть, на тот момент, — Киева. Переяславцы держались за Киев именно как за столицу, и даже, вместе со своими князьями, достигли в нём господствующего положения. Поняв, что в столицу начинает превращаться Суздаль (затем — северный Владимир, что сути не меняет), переяславцы потянулись в Низовскую землю.
Между тем появлялись претенденты на престол Жругров.
Надо отметить, что отношения в семействе второго Жругра своеобразны. Да уже само существование какого-то подобия семейства — явление для уицраоров довольно редкое. Обычно в роду Жругров (как и в прочих уицраорских династиях) каждый стремится побыстрее прикончить остальных и остаться один. Но второй Жругр унаследовал от отца огромные владения, удерживать которые, при своём довольно мирном характере, ему было сложно. Поэтому один за другим нарождаются жругриты, которые, отхватив себе часть территории, живут там в относительном мире с отцом и друг с другом. Иногда убивают друг друга, но какого-то стремления каждого истребить всех прочих не наблюдается. Старший из таких жругритов — полоцкий, потом понемногу появляются другие. Однако тут жругриты лишь по происхождению, не по натуре — какой это жругрит, если не пытается занять престол Жругров? Скорее псевдожругрит. Жругр таких не боялся.
Но в ходе этой смуты от него стали отделяться уже настоящие, опасные жругриты. Похожие на отца и друг на друга, поскольку не предлагали какого-то радикального переустройства страны, вопреки обыкновению кандидатов в уицраоры. Причина их появления в ином. Вспомним — Жругр не мог сойтись с Навной в том, где их дом. Так вот, каждый из жругритов отвечал на этот вопрос по-своему. Посему именовать их лучше в зависимости от того, кто из них где видел свой дом, а значит — центр Руси. Но и у самой Навны нет чёткого ответа на вопрос, куда именно на север переселяться, а с нею сомневается и Жарогор, и равняющихся на него жругритов родилось сразу двое — низовский и смоленский.
Низовский жругрит появился на свет за два года до смерти Юрия Долгорукого. Тогда его сын Андрей Боголюбский без разрешения отца отправился из Вышгорода во Владимир, увезя с собой икону Богородицы (с тех пор известную как Владимирская). Этот жругрит намеревался превратить в центр Руси Низовскую землю, а столицей её считал северный Владимир. Он хотел объединить под своей властью северную половину Руси, а по возможности и южную.
Смоленский жругрит заметно умереннее. Он прямо не отказывал Киеву в праве быть столицей, но добивался, чтобы в нём правили князья из смоленской ветви княжеского рода — Ростислав Мстиславич, а затем его потомки — Ростиславичи. Смоленск должен в этом смысле пока занять место Переяславля, а превращение его в настоящую столицу Руси откладывалось на более отдалённое будущее.
Оба эти жругрита хотели помочь Навне вернуться домой. Низовский — кратчайшим путём, смоленский — обходным, не столь ухабистым. Но у низовского, именно из-за такой его решительности, нет взаимопонимания с привязанным к Киеву Дружемиром, без поддержки которого жругрит сильно рискует сломать себе шею на этом кратчайшем крутом пути. Так что дружина Жарогора перетекает частью в Смоленск, частью в Низовскую землю.
А вот волынский жругрит отделился от Жругра просто из-за его ослабления, вопреки воле русских богов. Он воплотил в себе и начал активно раскручивать всё ту же придавленную было идею полного отрыва Руси от её северных корней, замыкания её на юге, а вернее — на юго-западе, и сближения с католическим миром. В звании столицы Киеву волынский жругрит пока прямо не отказывал, тем более что имел в Киеве много сторонников, но вообще Киев изначально сильно связан с севером и потому для этого жругрита подозрителен. Он увереннее чувствовал себя дальше к западу.
Ещё был черниговский жругрит — самый скромный из всех. Он лишь короткое время пытался достичь верховенства, а вообще был отчасти похож на псевдожругрита.