Живая сторона света
I
Он сам потом не мог понять, зачем подошёл к вывороченному корню ели. Ну стояла в прошлом году, а теперь лежит — что тут особенного? К тому же лежит довольно далеко от тропы, туда ещё топать надо. Но огромный выворотень чем-то притягивал, хотелось посмотреть вблизи — и непременно потрогать. Хотя вроде что там трогать? Сплетение корней да земля — и всё.
Однако рука прошла сквозь корень, не ощутив ничего, и даже земля не посыпалась — просто кисть руки уже не видна, она где-то там. Удивлённый Митрофан слегка пнул корень — то же самое, нога не встретила никакого сопротивления. Тогда подался вперёд всем телом… и где же ёлка? Да и вообще вокруг только мелкий березняк, хотя только что был большей частью ельник.
Что такое? Митрофан в трезвом виде, и психика до сих пор вроде не подводила. Он некоторое время вертел головой, пытаясь что-то сообразить. И вдруг его ужалила мысль: ёлка ёлкой — а где тропа? Это же гораздо более актуальный вопрос.
Тропа тоже исчезла.
Митрофан сначала метался туда-сюда, надеясь поймать-таки сбежавшую тропу, потом просто брёл куда глаза глядят. Наконец впереди за деревьями замаячил просвет.
«Поля, видимо; ну а полем и на дорогу выйду».
Но перед ним открылось болото — лысое, без единого деревца, наверняка топкое.
Солнце печёт, овода жужжат, хотя укусить сквозь энцефалитку не могут.
Митрофан вынул телефон. Конечно, не хотелось бы так глупо выглядеть, но деваться некуда, придётся звонить более сведущим в лесных делах знакомым, они что-нибудь подскажут.
«Нет сети».
Это уж совсем весело.
Недалеко от края болота лежачая сухая сосна, уже почти без коры. Митрофан присел на неё и задумался. Ясно, что происшествие может кончиться самым плачевным образом.
К своим тридцати годам герой этого рассказа отнюдь не научился чувствовать себя в лесу как дома. В одиночку почти никогда туда не совался, да и вообще всегда держался за дорогу, в крайнем случае за тропу. И в этот раз, оставив машину на своротке недалеко от большой дороги, хотел просто пройти по хорошо знакомой тропе до болота и глянуть, много ли морошки цветёт — то есть будет ли предположительно ягода. Заблудиться тут негде — если не удаляться от тропы. Нельзя же было предположить, что дело примет столь неожиданный оборот.
Что ж, к болоту он вышел — но явно не к тому (или не к тому месту того же болота, что сути не меняет). И разглядывает эту лысую рыжую топь, на какой даже клюква не растёт, не то что морошка. Вид у болота мрачный, в каком-то смысле даже несколько загробный — особенно в подобной ситуации.
Мог бы выручить навигатор, но его нет. Во-первых, особой потребности в нём раньше не ощущалось. А во-вторых, если человек не умеет ориентироваться в лесу, то навигатор для него скорее опасен, чем полезен: понадеешься на него, забредёшь чёрт знает куда, а он разрядится, или сломается, или потеряется — и как выбираться? Хотя, если вдуматься, вот именно в этой ситуации он оказался бы кстати — но всего не предусмотришь.
И каковы теперь перспективы у Митрофана?
Хоть он и не знаток тайги, но всё же не такой невежда, чтобы полагать, что его ждёт смерть в когтях медведя или в болотной трясине. Опасные топи в наших краях встречаются относительно редко, а медведю до тебя, скорее всего, просто нет никакого дела. Настоящая опасность — совсем иного рода.
Здесь все деревни и дороги — вдоль Онеги. Вся, так сказать, полоса цивилизации. А отойдёшь в сторону — там уже ничего. Вернее сказать, никого. Следы человеческой деятельности встречаются часто — в виде новых или полузаросших вырубок, просек и прочего; можно даже на лесную избушку нарваться, если повезёт. Но человека едва ли встретишь — тем более в июне. Так что никто не поможет, дорогу не подскажет. Ни грибов, ни ягод сейчас нет, вообще ничего мало-мальски съедобного. Долго протянешь?
Так в какую сторону идти? Чтобы принять адекватное решение, надо знать, где находишься. Но если бы телефон работал и Митрофана спросили, где он находится, ответ мог быть один: «В лесу!» И только после наводящих вопросов наш путешественник сумел бы обрисовать обстановку более вразумительно. Но от кого сейчас ждать таких вопросов? Митрофан ещё раз глянул на телефон — но там всё то же заупокойное «нет сети».
Он пытается вспомнить, с какой стороны светило солнце, когда ехал сюда и потом шёл по тропе. Отчасти это может помочь определиться с тем, куда сейчас идти. Но лишь отчасти, потому что ненадёжно всё это. На самом деле направление придётся выбирать скорее наугад. Выберешь удачно — выйдешь к людям, ну а если неудачно…
II
— Добрый день, земляк!
Похоже, второе чудо за пару часов. Вероятность буквально сразу встретить здесь человека близка к нулю — но вот он, живой человек, вышел к болоту с той же стороны. Он чем-то напоминает Митрофану его самого. И ростом, и телосложением, и даже, как ни странно, лицом (хотя тут трудно судить с уверенностью, поскольку незнакомец тоже в застёгнутой энцефалитке). Только старше лет, пожалуй, на тридцать.
Митрофан кратко изложил свои злоключения, только (дабы не вызвать подозрений насчёт своей психики) умолчал, что с тропы сбился из-за выворотня. Однако Дед понимающе улыбнулся и сказал:
— А, понятно, в каком месте ты сбился. Там ещё справа от тропы большая ёлка лежит, корень здоровенный выворочен… да ты подходил к нему, наверное…
— Подходил… — у Митрофана какой-то озноб по коже.
— И прошёл сквозь него, — заключил Дед вполне буднично. — Тот корень — портал между нашей и вашей гранями Великого Кристалла.
«Дедушка не такой уж старый, но с головой, похоже, не всё ладно», — подумал Митрофан, и осторожно осведомился:
— Какие грани?
— Ты что, Крапивина никогда не читал? — спросил Дед удивлённо, словно речь о Пушкине или Есенине.
— Эээ… не помню.
— Ну ты даёшь… В общем, это параллельные миры, и можно переходить из одного в другой разными способами, в том числе через порталы.
Конечно, история с выворотнем сильно озадачивает Митрофана, но он склонен объяснять случившееся то ли галлюцинациями, то ли ещё невесть чем, да и просто недосуг сейчас это толком осмыслить. Словом, рассуждения Деда про параллельные миры он всерьёз не воспринял и уверен, что находится в своём мире — просто потому что других не бывает. А посему надо лишь выяснить, в какую сторону идти, — а Дед это наверняка знает.
— И как мне попасть домой?
— Надо пройти к порталу, через который вернёшься в свой мир — а там я покажу, куда идти.
«Чёрт бы тебя побрал вместе с твоими порталами! — подумал Митрофан. — Я так вляпался, а ты мне зубы заговариваешь… Стоп, спокойно, спокойно… Отнесись к дедушке с пониманием — и не спорь с ним, от него твоя жизнь зависит».
— То есть сейчас мы в вашем мире? А как он называется? — спросил Митрофан с самым серьёзным видом.
— У контактёров принято называть ваш мир Вчерашним, а наш Завтрашним.
— А почему, можете объяснить?
— В нашем мире Россия гораздо лучше, чем в вашем; можно сказать, она — образец, к которому вам надо двигаться, ваше светлое завтра. Так что здешнюю Россию принято называть Завтрашней, а вашу — Вчерашней. Оттого и миры целиком называются Завтрашним и Вчерашним.
— Вот как! А в вашем мире тут по Онеге деревни те же или другие?
— В общем те же, только вовсе не вымирающие и не спивающиеся.
Тут Митрофан сообразил, как состыковать свою цель с логикой Деда.
— Ничего себе! — он изобразил самый живой интерес. — Даже и не поверю, если сам не увижу!
— Так посмотри. Километров пять на запад по прямой — выйдешь на большую дорогу, а по ней направо — и скоро увидишь свою деревню в Завтрашнем мире.
«На самом деле сверну налево и пройду до машины, чтобы домой на ней вернуться, а не смешить людей, прибредя пешком, — подумал Митрофан. — Однако зачем же топать к дороге прямо лесом?»
— А тропа в сторону дороги есть какая-нибудь? — поинтересовался он.
— Нет, там тропы если и попадаются, то скорее поперёк пути. Лучше двигай просто на запад. Компас есть с собой?
— Нет.
— Не беда, солнце светит.
— Можно по солнцу, конечно; просто непривычно. Обычно по улице или по дороге, а там что восток, что запад — без разницы.
— Зато тут разница похлеще, чем у богатыря на распутье. На запад — жизнь, на восток — смерть.
— Вот прямо так?
— Естественно, на другой стороне Онеги наоборот: на восток жизнь, на запад — смерть. Потому что Онега тут и есть жизнь. Значит, та сторона света, которая к реке, — живая, а противоположная — мёртвая. Как же можно их путать?
«Вот ведь какое крутое обобщение», — отметил про себя Митрофан не без почтения, поскольку сейчас он очень даже ощущал, что Онега и жизнь превратились для него в синонимы.
— Но эта сторона более цивилизованная, — заметил он (больше для того, чтобы не выглядеть совсем уж чайником), — так что, видимо, шансов спастись больше, если пошёл не туда?
— Как сказать. Ну да, за Онегой почти невозможно встретить человека аж до самой Карелии, так что будто бы точно каюк, если тебя понесло в мёртвую сторону, вот только слишком далеко всё равно не уйдёшь — Сывтуга не пустит. Упрёшься в неё и, если хоть немного ума есть, пойдёшь по течению… и это может спасти. А вот на этой стороне столь надёжно упереться не во что, ну а до железки едва ли доберёшься живым.
— Ясно, не задумывался над таким… Спасибо вам огромное, я пойду, пожалуй.
Ну не просить же, в самом деле, чтобы Дед его ещё и провожал! В конце концов, Митрофан знает, что солнце встаёт на востоке, в полдень находится на юге, а заходит на западе; и никуда оно не денется, погода почти безоблачная, а пять вёрст — немного, хоть бы и лесом.
III
Стоял полдень, так что Митрофан двинулся курсом «солнце слева, тень справа». Правда, выдерживать направление непросто, поскольку лес во многих местах весьма кочковатый и болотистый, да ещё кое-где большие суковатые валёжины, которые приходится обходить. Стараясь идти там, где повыше и посуше, Митрофан отклонялся туда-сюда, так что в верности курса был не особо уверен. И вдруг оказался на хорошо заметной тропе. Ведёт она куда-то на северо-запад. Что же Дед про неё не упомянул? Может, сам знает местность кое-как? Или считает, что эта тропа поперёк пути? Для него, может, и поперёк, а Митрофан попробует ею воспользоваться.
Однако тропка помалу забирала вправо, и через полчаса путник обнаружил, что шагает по собственной тени. Но жалко оставлять тропу — всё-таки это нечто не совсем дикое, а мало-мальски человеческое, лесное подобие дороги. Может, потом она выправится или выведет на какую-то другую тропу или просеку, ведущую на запад?
Но вместо этого она упёрлась в довольно большой ручей.
Говорят, в таких случаях надо идти вниз по течению. Что вообще-то вполне логично. И если бы ручей тёк в левую сторону, то и сомневаться нечего. Но он течёт вправо. На восток — то есть, как Дед выражается, в мёртвую сторону света.
А солнце печёт ещё сильнее, и овода атакуют всё яростнее, так что голова соображает всё хуже.
А может, и не на западе Онега со всей цивилизацией? Разве можно слепо доверять Деду, который явно не от мира сего? Если про какие-то параллельные миры вещает, то и со сторонами света запросто мог напутать. А вот то, что, следуя течению, выйдешь к людям, — ежу понятно, поскольку любой ручей здесь течёт в конечном счёте в Онегу, а Онега есть жизнь (вот тут с Дедом точно не поспоришь, данную высшую истину Митрофан ощущает всем нутром).
Словом, после некоторых колебаний Митрофан всё же направил свои стопы вниз по течению.
Легко сказать — вниз по течению! Ручей петляет по лесу, а потом и того хуже — местность стала подниматься и ручей оказался под угором, который изрядно зарос кустами. Держаться за ручей — значит ползти вдоль по такому угору, а если идти поверху, так самого ручья не видно, можно его лишь угадывать. Вот и выбирай.
В общем, следование вниз по течению кончилось тем, что ручей от Митрофана сбежал.
Тогда незадачливый лесовик просто поплёлся наудачу. Даже пересёк большую раду, на которой и впрямь цвела морошка, — вот только сейчас чудесные белые цветы воспринимались Митрофаном как издёвка, напоминание о том, из-за чего он угодил в такую историю.
Наконец вышел опять к лысому болоту — вероятно, тому же самому, поскольку не так уж много здесь таких. Обычно болота в наших краях вовсе не столь мрачные, но Митрофана нынче почему-то выводит именно к такому, которое одним своим видом напоминает о смерти. Как будто бегает за ним следом это лысое болото.
Путник присел на подвернувшийся пенёк. Ну куда теперь податься?
«Митрофанушка ты и есть», — сказал он себе скорбно.
Вообще-то он Дмитрий. Но как-то ещё в школе не вовремя критически высказался насчёт географии — мол, не больно нужно её учить, поезд довезёт, — и какой-то остряк вспомнил фонвизинского недоросля, да и сходство имён оказалось кстати. Так и прилипло к Диме прозвище Митрофан — известно же, как по самым случайным причинам порой прилипают клички.
«Не ходите, Митрофаны, в Африку гулять… Как там дальше? Гориллы, злые крокодилы, прочие страшилы… Впрочем, какая там Африка, коли в нескольких верстах от дома заплутал так, что запросто можешь сгинуть даже без всяких там горилл, крокодилов и даже наших родных медведей».
IV
— Дружище, тебя словно леший водит!
Боже мой, опять Дед! Откуда? Да сам-то он не леший, часом? Пожалуй, Митрофан уже и в это готов поверить, не то что в параллельные пространства, которые на гранях этого, как там его, Великого Кристалла. Впрочем, все эти мысли промелькнули быстро и смутно — их придавила неописуемая радость: теперь-то уж точно найдётся живая сторона света!
— Говорил же — иди на запад, — сказал Дед. — Дошёл бы уже.
— Так я шёл — а там тропа подвернулась, которая сначала вроде в ту сторону…
— Мало ли что вроде подвернулось… А сейчас, пожалуй, тебе лучше не наш мир изучать, а просто вернуться домой. А к нам зайти сможешь потом — портал тебе известен.
«Да я с самого начала хочу просто вернуться домой, но попробуй с тобой столковаться, — подумал Митрофан. — А впрочем… может, это правда, про порталы и параллельные миры? Да пусть ведёт куда знает, а то у самого меня башка уже отключается».
— И куда же тогда идти? — спросил он.
— К порталу, через который вернёшься в свой мир.
— Опять к той поваленной ёлке?
— Нет, там переход только в нашу сторону. А сейчас пойдём к двухстороннему.
По пути Дед объясняет:
— Это тебя наша родная планета немножко наказала за неуважение к ней. В воспитательных целях поколотила чуток и постращала.
— Какое неуважение?
— Ты же совсем не хочешь знать планету, на которой живёшь. Начиная с элементарного — сторон света. Вот в какую сторону Земля вертится — там восток, а откуда вертится — запад…
— Помилуйте, ну хотя бы это я всё-таки соображаю.
— Так если соображаешь, то должен более-менее мыслить сторонами света. Уж не знать, на каком берегу Онеги живёшь…
— А я знаю — на правом.
— А надо ещё знать, что правый — в данном случае к тому же восточный. Тогда тебе в лесу ничего особо не грозит. Если на этом берегу даже забрёл вообще невесть куда, то ничего страшного — просто иди на запад до упора — и будешь жив.
— Ну теперь-то я это уж точно запомнил! Так, что до гроба не забыть.
— Вот и говорю, что хотя бы в такой мелочи родная планета тебя научила уму-разуму.
— В мелочи? Ну а если вообразить, что не в мелочи, а вообще — то есть если бы она меня целиком перевоспитала?
— Тогда ты воспринимал бы Землю как единое целое, понимал, что, как и почему на ней происходит — во всей взаимосвязи.
У Митрофана отвисла челюсть:
— Но… возможно ли такое вообще?
— У нас в Завтрашней России так и принято мыслить.
— Но зачем так заморачиваться?!
— Да хотя бы затем, чтобы понимать, что в мире к чему, и благодаря такому пониманию разумно выбирать власть и уметь за ней присматривать.
— Эээ… И получается?
— Не идеально, но вообще получается.
— Что-то совсем невероятное...
— Ну почему же? Вот у вас лет тридцать назад почти никто не умел пользоваться компьютером — а сейчас почти все умеют. Почему бы вам за следующие тридцать лет не научиться понимать свою планету?
— Это куда труднее, по-моему…
— Но достижимо при желании.
Митрофан молчит. То, что он только что услышал, — для него фантастика почище Великого Кристалла со всеми его параллельными пространствами. Да разве могут люди настолько измениться?
И притом его свербит ещё другое. Ну слишком смахивает на него Дед — это в разных мелочах заметно. Может, он и вправду сам Митрофан, только через тридцать лет? Можно попробовать выяснить — вот только сначала надо выбраться из этой передряги, а уж потом что-то выяснять.
Они вышли к осине обхвата в полтора.
— Заходим, — сказал Дед.
— Куда?
— В осину, — ответил тот — и действительно зашёл, словно растворился в дереве.
Ну что Митрофану оставалось делать? Он последовал примеру Деда.
Потом огляделся. Хотя сама осина на месте, но лес кругом сделался другим. Похоже, вправду очутились в ином пространстве.
И почти сразу услышали, как по невидимой за деревьями, но явно близкой дороге пробежала машина.
— Теперь точно не заблудишься, — сказал Дед. — Будь здоров!
И исчез в осине. Последовать за ним Митрофан не решился. Пусть важные вопросы остаются без ответов, но по своей воле снова сунуться в параллельный мир — это уж слишком.
Было о чём ему подумать на обратном пути. И даже не то главное, действительно ли Дед — сам Митрофан через тридцать лет, а то, хочет ли Митрофан стать таким.