Часть 13. ДЕРЖАВА
ВЛАСТЬ ОТ БОГА
В 1425 году умер Василий I, сын Дмитрия Донского. После него остался только 10-летний сын, тоже Василий.
— Он и должен занять престол, — сказала Навна Жругру. — Власть от Бога.
Жругр колеблется. Конечно, он тоже предпочитает, чтобы престол занимал тот, кто имеет на то законное право, — ему легче будут подчиняться. Но другие соображения могут перевесить — а они в данном случае налицо. Малолетний правитель — для уицраора большая проблема. В случае с Дмитрием Донским выбора не было, а сейчас ситуация иная — живы ещё братья Василия I, они-то вполне взрослые. Не лучше ли будет отдать власть старшему из них — Юрию? То, что на его стороне лествичное право, — аргумент ныне слабый, но тоже сгодится в дополнение к главному: государству нужен дееспособный глава.
— Целесообразность выше законности, — напомнил Жругр. — Яросвет мне с рождения это внушил, и ты подтверждала. Александру Невскому разве не потому власть вручили? И московские князья завладели верховной властью только на таком основании, вопреки всякому закону, разве не так? И ты была этому очень рада. А теперь ты же мне говоришь, что власть — от Бога. Как же от Бога, коли мы доселе сами ею распоряжались?
Вот вечная печаль Навны — убеждать тех, кто глух к голосу планеты. Навна и сама неплохо слышит Землю, и верит Яросвету, который волю планеты растолкует гораздо полнее, но вот как всё это объяснить тем, кто застрял на прошлой Земле, мыслит прошлым? Жругр не чувствует, как меняется жизнь, а потому не понимает, что Навна вправе сейчас приказывать ему совсем не то, что велела раньше. Он не видит, что народный идеал изменился. Для Русомира небесная Русь — уже нечто действительно значимое, гарант конечной справедливости, превращающий зло преходящего мира сего в нечто малозначащее. Подчиняйся вышестоящему, не рассуждая, прав ли он, — и попадёшь в рай; если он не прав — будет гореть в аду, то есть Бог его накажет несравненно строже, чем это сделал бы ты. Русомир готов слушаться Жругра гораздо больше прежнего, но ему нужна уверенность, что власть — действительно от Бога. А Жругр этого не понимает.
— Но разве ты не хочешь, — спросила Навна, — чтобы народ воспринимал великого князя как Богом поставленного и повиновался ему беспрекословно?
— Хочу.
— А власть будут воспринимать как данную Богом, если только она переходит из рук в руки исключительно по праву рождения, а не человеческим произволом. А у нас как? Одни заменят великого князя на угодного им, другие скажут: эта власть от них, не от Бога, она о них будет заботиться, не о нас, мы её не признаём. Никогда такая власть своей для всех не станет.
Жругр, однако, колеблется. У Русомира и Властимира тоже не вполне твёрдое ещё мнение на этот счёт. Отсюда и раскол на Руси — одни за Василия, другие за Юрия, и в эту смуту влезают Орда и Литва, расширяют своё влияние на Русь.
А со смертью Юрия суть смуты обнажилась окончательно. До сих пор она хотя бы внешне могла выглядеть как династическая коллизия — прямое престолонаследие против лествичного. Но со смертью Юрия этот вопрос был исчерпан: теперь Василий Васильевич — великий князь хоть по старому порядку престолонаследия, хоть по новому. Но старший сын Юрия Василий провозгласил себя великим князем — уже вообще без какого-либо законного основания.
— Вот она, твоя логика, — упрекнула Жругра Навна. — Хватайся за власть всяк кто хочет. Ладно, приоритет законности ты отрицаешь, но где тут хотя бы целесообразность, в чём смысл претензий Василия Юрьевича на власть, с точки зрения пользы для страны?
— Ни в чём, — ответил уицраор сумрачно. — Он меня неправильно понимает.
— Но ты погляди, как много сторонников он нашёл. Ни законности за ним, ни целесообразности, — а такое войско собрал; за ним хаосса, что-то слишком сильна она стала.
Жругр помог Василию II подавить этот мятеж, но изъяна в своей стратегии так и не признал.
Прошло 9 лет. Казалось, смут более не предвидится. Василий II — законный государь, и у него уже двое сыновей, так что пресечение рода маловероятно. Но в 1445 году Василия угораздило попасть в плен к казанскому хану. А это катастрофа.
— Я тебе сколько твердила, — говорит Жругру сокрушённая Навна, — что великий князь не должен сам водить войска — во всяком случае, без самой крайней необходимости, а тут её не было! Только не напоминай про Александра Невского или Дмитрия Донского, время уже не то.
Но «время уже не то» — аргумент, на уицраоров вообще слабо действующий.
— Великий князь должен делом подтверждать своё право на власть, — угрюмо оправдывается Жругр, сам подавленный произошедшим и, главное, предполагаемыми последствиями пленения князя. — А чем это можно доказать вернее, чем выигранной битвой?
— Да не должен он ничем доказывать право на власть, потому что власть его — от Бога!
— Это для людей не так уж важно.
— Было не очень важно, а сейчас Русомир другой — и народ другой, словом, время не то… Не используешь свою главную опору.
Но не может Жругр по-настоящему это понять. И предлагает соответствующий его логике выход:
— Если за освобождение Василия затребуют слишком много, то лучше его низложить и не выкупать вовсе. Есть кем его заменить.
— Только не это! Его власть от Бога…
Но тут уже по кругу пошли; совсем не стало у Навны взаимопонимания со Жругром.
Свободу Василий II получил на тяжелейших условиях, прежде всего — обязался заплатить огромный выкуп.
— Зачем нам такой князь? — осерчала Дингра. — И так страна разорена, а теперь ещё и выкупай этого неудачника.
— Вот именно, — поддакнул Жругр. — Проще его свергнуть, тогда и выкуп собирать незачем.
И с таким советом к Дмитрию Шемяке, второму сыну Юрия Дмитриевича.
Тот в сомнениях:
— Свергнуть? А дальше с ним что делать? К тому же у него два сына, они тоже имеют больше прав на престол, чем я.
— По лествичному праву ты их выше.
— Да кто нынче считается с лествичным правом?
— Сейчас ты можешь захватить всех троих, а там их как-нибудь убей потихоньку. И окажешься старшим в роду, законным великим князем.
У Дмитрия мороз по коже. А Навна ему:
— А ещё окажешься новым Святополком Окаянным, новым Бердибеком. Что значит «убей потихоньку»? Не могут сразу трое вот так быстро сами умереть, никто не поверит, что без тебя обошлось. А то, что станешь старшим в роду, — так добытое таким злодейством старшинство люди не признают. Есть в вашем роду ещё князья, вот кто-нибудь из них и свалит тебя, как Ярослав Святополка. И мы с тобой ещё на небесах свидимся, не забывай.
— А я не для себя, — оправдывается князь. — Я для спасения Руси от правителя, который её уже наполовину загубил и может угробить окончательно.
— Лучше заплатить выкуп, чем свергать законного государя и тем ввергать страну в смуту — она обойдётся куда дороже любого выкупа!
Дмитрий, посомневавшись, принял решение:
— Я его всё же свергну. Но не буду убивать ни его, ни детей. Даже в темнице держать не стану. Отправлю в ссылку, удел выделю какой-нибудь.
Теперь на него озадаченно смотрят и Навна, и Жругр. Да, Дмитрий выбрал некую середину, но никак не золотую. А золотой тут и нет: надо либо Навну слушать, либо Жругра.
Шемяка сверг Василия и, послушавшись настояний Жругра, ослепил.
Тут дружина Жарогора отступилась от Жругра — и от него отделился жругрит. Главное отличие его от отца — безусловное признание того, что власть — от Бога, а значит, люди не могут решать, кому править. Такую программу вложил в него Яросвет. До сих пор надеялся, что Навна как-нибудь доведёт эту идею до старого Жругра, а теперь уже в это не верил.
— Ты совершил преступление, какого до тебя Русь вовек не видала, — сказал Шемяке Жругр. — Даже с мелкими князьями так почти никогда не поступали, а чтобы с великим князем — и вообразить невозможно. И уже выглядишь несусветным злодеем. Так чего уж тебе терять, семь бед — один ответ, доведи дело до конца, истреби эту семью под корень… ну держи в тюрьме, хотя бы, только не выпускай! Ведь с ними и власть из рук выпустишь.
Но Дмитрий человек, и вокруг него люди, слишком трудно ему твёрдо следовать указанным уицраором путём, особенно когда Навна с него сбивает. Дмитрий отправил Василия Тёмного с детьми в Углич, оттуда — в Вологду. Вроде как в ссылку, по сути же — выпустил на свободу. К ним тут же стали собираться их сторонники, и через полгода выгнали Шемяку из Москвы. А в ином мире жругрит скинул с трона Жругра.
— Я же предупреждал, — укорил Дмитрия уицраор. — Вот как тебе твоё милосердие аукнулось.
А Навна Шемяке уже ничего не говорила. Раньше надо было быть милосердным.
Русские боги короновали жругрита — пятого Жругра. Низложенный четвёртый Жругр несколько лет сопротивлялся, пока после убийства Шемяки не испустил дух.
ЖРУГР СТРАШНЕЙШИЙ
Так воцарился Жругр Страшнейший.
Хотите заглянуть в его душу — читайте Разрядные книги. Положение каждого в обществе определяется его верной службой государю московскому (какому именно — неважно, тут смена человека на престоле ничего не меняла, Жругр-то прежний). Причём положение передаётся по наследству — иначе тогда быть не могло; но ведь плохая служба (не говоря уж об измене) лишала места, а выдающаяся позволяла подняться в иерархии значительно выше своих предков. Это местническая система — она и обеспечила устойчивость новой власти.
Навна неустанно твердила Жругру, что он слишком прямолинеен, чрезмерно полагается на силу приказа. Государь не может управлять без умных и самостоятельно мыслящих советников. Жругр долго не соглашался. Ему нужна строго вертикальная организация общества. Он повелевает великому князю, тот в точности передаёт приказ ближайшим помощникам, те — нижестоящим, и в итоге приказ уицраора выполняется без искажений. Умные и самостоятельные советники царя — пятое колесо в такой вертикали, некое влияние сбоку — а ведь всё должно идти лишь сверху вниз. Подпавший под влияние советников государь, глядишь, начнёт править не так, как велит ему Жругр.
Однако со временем Жругру пришлось признать правоту Навны. Во-первых, он сам не так уж хорошо чувствует Русь (ничего не попишешь — уицраор ведь), а во-вторых, едва ли государь может оказаться столь гениален, чтобы обходиться без советов. А обстановка требует от власти предельной эффективности — ведь угрозы со всех сторон, так что отказ от услуг умных советников грозит уицраору гибелью. И получилось так, как предрекал Яросвет: обстоятельства придавили Жругра Страшнейшего к Навне, вынудили считаться с нею даже тогда, когда никакой надёжной сбруи для него у неё не было.
Так Навна оседлала и этого Жругра. Но очень уж норовистый конь. Любой из предыдущих Жругров, подчинившись Навне, в дальнейшем выполнял её указания без чрезмерных раздумий и был в общем доволен такой жизнью. Конфликтов, конечно, хватало, но они проистекали, большей частью, просто из различия природ собориц и уицраоров. Восстать против Навны такой Жругр мог, лишь если она начинала требовать от него чего-то явно противоречащее его догмам. А для Жругра Страшнейшего Навна, в сущности, так и не стала большим авторитетом. Просто они вместе выбирались из пропасти: он её вёз, а она помогала ему поддерживать взаимопонимание с Русью. Жругр воспринимал её как равную. Конечно, для неё это непривычно и неприятно, но иного от этого Жругра ожидать не приходилось.
Насколько великий князь прислушивался к самостоятельно мыслящим советникам, настолько и Навна влияла на Жругра. Если очень упрощённо, то дело обстояло именно так.
Результаты союза Навны со Жругром сказались быстро. Московскому князю подчинился Новгород. А это событие поистине эпохальное, для Навны ставшее причиной как великой радости, так и великих страхов. А затем победа над Ордой. Та после неудачной попытки хана Ахмата вновь подчинить Русь распалась на части уже окончательно. Правда, иные из этих частей были способны к серьёзным нападениям на Русь, но никак не к тому, чтобы попытаться её поработить.
Потом и Псков, Рязань, Смоленск вошли в состав единого Русского государства — то есть было наконец достигнуто то, что случилось бы гораздо раньше, не помешай Ясаор. Причём тогда это произошло бы в гораздо более мягкой форме. Но что там жалеть об упущенных возможностях — тем более что по грехам нашим их и лишились, а потому сетовать не на кого.
Такой вот полёт на Страшнейшем — восхитительный и страшный. Навна упивается успехами, то и дело мечтой улетает наверх, в рай над пропастью… и всё боится грохнуться с этого необузданного чудища, потерять всё достигнутое. Так что старается не ссориться со Жругром без крайней необходимости.
ДИНАСТИЯ В КОГТЯХ ЖРУГРА
А ссориться есть из-за чего. Хотя бы из-за нравов внутри династии.
Её положение крайне двусмысленно. Будучи вырванной из княжеского рода, она очутилась в несвойственной ей атмосфере, можно сказать, у Жругра в когтях. Государь вознесён на недосягаемую высоту над всеми, включая родных братьев и вообще ближайших родственников, но над ним самим — свирепый Жругр, не то что прежний. Он сделал отношения внутри великокняжеской династии сильно похожими на отношения внутри династии уицраоров. Правда, любой уицраор мнит себя бессмертным и уж в любом случае не заботится о преемнике, а государь так не может. А забота эта может оказаться слишком уж тяжкой.
Возникла неопределённость с тем, кто законный наследник Ивана III — его сын Василий или внук Дмитрий (отец которого был старшим сыном государя и даже соправителем, но рано умер). И великому князю следовало выбрать одного, а участь второго — вечное заточение (впрочем, окажись им Василий, то за ним наверняка последовали бы и младшие братья). Иначе никак. Тут Иван III как никогда ощутил, сколь тяжела шапка Мономаха; она, пожалуй, может раздавить душу в лепёшку. Он вообще был отнюдь не кровожаден, даже чужих людей без необходимости не лишал ни жизни, ни свободы, а тут такой ужасный выбор. В итоге пожертвовал Дмитрием. Правда, великий князь объяснял свои опалы — сначала на Василия, а потом на Дмитрия — тем, что каждый из них вроде как строил интриги с целью устранения соперника. Но Навна понимала: даже если бы оба смиренно ждали решения государя, он и в этом случае должен был кого-то из них «списать в расход» — без всякой вины, просто для предотвращения смуты. Таков приказ Жругра. И самое ужасное для Навны заключалось в том, что этот приказ был совершенно правильным, сохраняющим мир и порядок на Руси, и что подобные приказы, несомненно, уицраор будет отдавать и впредь, ведь династические коллизии, вынуждающие кого-то, мягко говоря, устранить, — дело обычное, такова жизнь. О мало-мальски человеческих отношениях внутри династии можно забыть.
Конечно, вера в загробное воздаяние сильно смягчала этот ужас. Да, погубили царевича Дмитрия без вины — но это же не настоящая гибель, на том свете он получит воздаяние за мучения, перенесённые по эту сторону бытия. Из чего не следует, что его дед непременно понесёт загробное наказание. Ведь если он сгубил внука, исходя из государственных интересов, то он прав даже и перед Богом. Отвечать на том свете ему придётся, лишь если самодурствовал, употребляя власть не на общее благо. А если рассмотреть деятельность Ивана III с такой точки зрения, то надо признать, что едва ли он был по смерти плохо принят в Небесной Руси.
Несколько веков Русью управляли князья, для которых убийство другого русского князя — сколь бы далёким родственником тот ни приходился, сколь бы виноват ни был, сколь бы серьёзны ни были причины от него избавиться — считалось самым чудовищным преступлением, братоубийством. Борис и Глеб с небес за этим смотрят, может ли князь против них пойти? А тут на тебе: родного сына или внука замуруй на всю жизнь в каменный мешок (чем лучше убийства?), причём без вины, и ведь ты не то что имеешь право, а просто обязан так сделать.
Навна сначала пыталась хоть как-то состыковать с соборностью те отношения, которые складывались внутри правящей династии, но в итоге поняла, что тут уж точно сам враг рода человеческого на неё в упор уставился, и остаётся лишь отвести глаза, чтобы не сойти с ума.
— Я не буду никого учить тому, что можно погубить родного сына, внука или брата, да ещё и без вины, — сказала она Яросвету. — И то, что на том свете им воздастся, сути не меняет. А какой пример народу подают? Если всякий будет вот так рассуждать, что давай-ка убью брата, я же его просто в счастливую вечную жизнь отправляю, так что это и не убийство вроде… что тогда начнётся? Нет уж, убийство остаётся убийством, и никакая вечная жизнь этого не отменяет. Я просто не могу такому учить. Самое большее, на что могу согласиться, так это на то, чтобы государь не был связан правилами соборности. Пусть династия будет вне соборного мира. Пусть Жругр сам воспитывает государей, а я не могу! И… и это всё ненадолго, так ведь?
— Надеюсь.
Княжеский вариант русского идеала, олицетворяемый Борисом и Глебом, чах на глазах. Династия равнялась уже не на него, а прямо на уицраора, тем самым уходя из-под влияния Навны. А семья без присмотра Соборной Души — не семья. Деградация династии в течение одного-двух поколений гарантирована. Но пока с этим поделать всё равно нечего, а между тем польза от утверждения единовластия была столь велика, что на его теневые стороны даже Навна старалась смотреть поменьше. Воистину страшнейший этот Жругр — но как представишь, что из-за неладов с ним свалишься назад в пропасть, то поневоле закрываешь глаза на его, мягко говоря, недостатки.
МИР ДЛЯ ВСЕХ
Нельзя сказать, что Русь тогда была явно сильнее бывших ордынцев. Войны шли с переменным успехом. Но наше преимущество заключалось в относительном внутреннем мире. За полтора века жизни Жругра Страшнейшего — ни одной полномасштабной внутренней войны. Никакие жругриты от него не отделялись, а серьёзных столкновений между своими собственными сторонниками этот Жругр не допускал. Тогда как на юге и востоке видим смертельную вражду Крымского ханства сначала с Большой ордой, затем с Ногайской, и прочие постоянные распри как между разными ханствами и ордами, так и внутри них. Хаосса гуляла там от души. Россия наступала на восток и юг, пользуясь этими раздорами, и несла туда тот самый хотя бы относительный мир — а люди это ценят. Придавив свою хаоссу, Жругр со знанием дела прижимал и степную. И всё более воспринимался как наследник Джучиора, новый гарант мира для всех народов как Руси, так и бывшей Орды. С той разницей, что способен обеспечивать мир для всех народов несравнимо надёжнее, чем Джучиор.
Естественно, не только Жругр теперь гораздо более прежнего имел дело с другими народами, но и Навна. Раньше такое было знакомо ей, большей частью, по тем славянам, которые то ли русские, то ли нет, — а таких всегда хватало. Они составляли обширную периферию русского соборного мира, притягиваемые и Навной, и другими соборицами. Теперь на этой периферии становилось всё больше вовсе не славян.
Углубляться в данную тему не буду. Об отношениях между русским народом и другими народами России в этой книге вообще говорится совсем мало. Но самая суть в том, что Навна никоим образом не желает всеобщей русификации населения России. Ведь русифицировать другой народ — значит оставить его Соборную Душу без людей, выбросить её куда-то в пустоту. А уж поступить так с народом, который доверился Навне и её Жругру (а в глазах этих собориц, как и в реальности, именно Навна ответственна за то, чтобы Жругр заботился и об их народах, а не только о русском) — нечто дикое, находящееся вовсе за границами морали Соборных Душ.
Вот так, в самом общем виде. На деле в отношениях между Соборной Душой, управляющей уицраором, и Соборными Душами других народов, входящих в управляемое этим уицраором государство, множество нюансов. Обрисовать их сколь-нибудь подробно — дело, для меня явно непосильное, так что и не берусь. Тут всего лишь сага о Навне, а не учебник по истории России.
Поскольку из пропасти Навна со Жругром уже выбрались и теперь лишь закреплялись наверху, чтобы точно не покатиться назад, то потребность их друг в друге заметно сократилась, взаимопонимания поубавилось. Однако потом уицраору пришлось убедиться, что вольничать он начинает рановато. В 1547 году разразилось Московское восстание, наглядно показавшее, что юный Иван IV контролировать ситуацию в стране неспособен.
— Объясни царю, — сказала приунывшему Жругру Навна, — что он должен расставлять по местам всех без исключения — начиная с себя самого. А то слишком высоко себя возносит. Меня он не слушается, так что сам его и вразумляй.
Жругр, испуганный перспективой большой смуты, вколотил государю смысл своего давнего уговора с Навной и необходимость его соблюдения. Царь поневоле поставил себя на место, отдав основную власть тем, кто в состоянии ею распоряжаться. Так сложилась Избранная рада, возглавляемая Алексеем Адашевым и протопопом Сильвестром.
Результаты недолгого правления Избранной рады впечатляют. Тут и глубокие внутренние преобразования, и завоевание Казанского ханства, а затем и всего Поволжья. Волга стала русской от истока до устья. Поле отрезано от азиатских степей, наша степная хаосса лишена подпитки из Азии и Жругр всё крепче берёт её за горло. Немного в истории периодов, когда за столь короткий срок было бы достигнуто столь многое.
Теперь в Мире времени Навна разогналась на Жругре до невиданной скорости. Полёт всё чудеснее — и всё страшнее. Потрясающие успехи — и опасения, что всё может в любой миг оборваться. Жругр, вновь почувствовавший себя уверенно, стал вовсе своеволен, явно тяготится наездницей, да и царь, воспитанный Жругром, на него и смотрит, не на Навну.
А она чувствовала себя, примерно как после низвержения Хазаора. Не потому, что Астраханское ханство находилось там же, где раньше центр Хазарии, что создавало буквальное сходство с главным походом Святослава, — а потому, что Навна вновь поднялась в рай на вершине обрыва. Правда, в прошлый раз она определённо взошла на гору, поскольку достигла того, чего раньше не было. А ныне не столь однозначно. С одной стороны, Навна всего лишь выбралась из пропасти, поскольку восстановила то, что треть тысячелетия назад уже было, — защищённость Руси от внешней угрозы. С другой — по ходу дела приобрела немалый опыт полёта на, так сказать, безусловном георе, что в будущем очень пригодится. Иначе говоря, покаталась на драконе, толком его даже не приручая. И, несмотря на тревожные предчувствия, она сейчас в раю.